Мощеная дорога тянулась мимо пустых полей до серого горизонта. Ближайший город был далеко, путники встречались редко, а те, кто попадался навстречу, стремились прошмыгнуть мимо, прикрывая лица капюшонами плащей. Поскольку официальная власть, способная защитить простых граждан как в Риме, так и за его пределами, бездействовала, дороги Республики стали теперь опасны и днем и ночью.
Время от времени они видели пустовавшие до весны латифундии. Как в имении самой Фабиолы, каждая состояла из центрального комплекса построек, обязательных виноградников, оливковых рощ и фруктовых деревьев. Ворота окружали густые дубы и кипарисы; по поместьям бегали спущенные с цепи сторожевые псы. Секунду и его людям то и дело приходилось отгонять одичавших животных камнями. У ворот многих вилл дежурили люди в грязных туниках, охранявшие их от разбойников. В эти смутные времена богатые землевладельцы беспокоились о своих имениях сильнее, чем обычно.
Небритые охранники подозрительно посматривали на носилки, окруженные двенадцатью стражами, но не дерзали останавливать маленький отряд даже тогда, когда в их псов летели камни. Заметные бронзовые шлемы с гребнями, длинные кольчуги и боевое оружие говорили, что перед ними закаленные ветераны. Бывшие легионеры были вооружены до зубов, что делало любую схватку с ними особенно опасной. В такие минуты Фабиола благоразумно не высовывалась из носилок. Уверенные, что за их занавесками скрывается богатый вельможа или купец, любопытные мрачно отступали.
Пока что дорога была спокойной. По вечерам Секунд выбирал место для стоянки как можно дальше от дороги. Важнее всего было не привлекать к себе внимания. Если место его устраивало, разбивали лагерь. Одиннадцать спутников Секунда быстро вбивали в землю железные колья и натягивали палатки. До того Фабиола ни разу не видела кожаные военные палатки на восемь человек, использовавшиеся легионерами на марше. Одну занимали Фабиола и Доцилоза, две другие — мужчины, а четыре раба-носильщика ночевали в четвертой. Секст, отклонивший все приглашения, каждую ночь спал у входа в палатку Фабиолы, завернувшись в одеяло. Постели женщин были простыми: подушки и покрывала из носилок. Подобной спартанской обстановки Фабиола не видела с детства. Принять ванну возможности не было, но это не слишком удручало женщин: стоял такой холод, что мыться не хотелось.
После отъезда из Рима Сцевола не давал о себе знать. Фабиола целыми днями молилась о том, чтобы злобный фугитиварии не смог перегруппировать свои силы и пуститься в погоню. Похоже, ее молитвы были услышаны. Если так пойдет и дальше, их главной проблемой станут помпеянцы, стоящие на границе, а потом дикие галлы.
Весна была не за горами, но дни оставались короткими. Секунд нашел хорошее место для стоянки и объявил ранний привал. Он просунул голову в носилки, поманил Фабиолу и сказал:
— Можно вылезать. Здесь безопасно.
Она с радостью выбралась на свежий воздух. Так приятно размять ноги при дневном свете. Сегодня Секунд выбрал уединенное место на берегу. До моста над быстрой рекой была всего сотня шагов, но лагерь защищала густая роща. Конечно, листва еще не распустилась, однако вполне достаточно и голых веток. Через час стемнеет, и их лагерь никто не обнаружит.
— Далеко не уходи, — посоветовал Секунд.
Но Фабиола и не собиралась уходить. Даже с Секстом за спиной она не чувствовала себя в безопасности и была спокойна лишь тогда, когда видела поблизости вооруженных людей. Они пошли к реке, уровень которой сильно поднялся из-за зимних дождей, ливших в Апеннинских горах. В водоворотах кружились огромные бревна, подтверждая силу увлекавшей их воды. Как большинство римлян, Фабиола не умела плавать. Если бы она упала в реку, то неминуемо утонула бы. Эта мысль заставила ее вздрогнуть, отвернуться и посмотреть в небо, чтобы успокоиться.
Над ними громоздились кучевые облака, подсвеченные заходящим солнцем. С севера дул сильный ветер, суля новый снегопад. Об этом говорил желтовато-серый цвет туч и лютый холод, от которого немели пальцы на руках и ногах. Путешествие становится все более трудным, устало подумала она. С тяжелым сердцем Фабиола повернулась и пошла к палаткам, желая укрыться от непогоды. Секст шел следом, мрачно вглядываясь в сгущавшуюся темноту.
К вечеру ветер усилился; он завывал так, что заглушал все остальные звуки. Пришлось вбить дополнительные колья, чтобы надежнее закрепить палатки. Секунд приказал удвоить караулы и расположил их так, чтобы они могли видеть друг друга. Продрогшие до костей Фабиола и Доцилоза легли спать не раздеваясь и раньше, чем обычно. Впрочем, они и так редко засиживались после заката. Занять себя молодой женщине было нечем — только сидеть при свете коптящих масляных ламп и думать свои невеселые думы.
Даже если они благополучно доберутся до Галлии, где гарантия, что им удастся найти в этой вакханалии Брута? Если против римлян восстала вся страна, путешествие станет еще опаснее, чем в Италии. Там наверняка рыщут банды разбойников и нищие дикари, нападая на всех, кто встретится на пути. Да, ее сопровождают закаленные ветераны, но они не смогут противостоять большому отряду галлов.
Фабиола вздохнула. Какой смысл тревожиться о будущем? Сейчас главное — дожить до утра. Завтра будет новый день. С этой утешительной мыслью она уснула.
Из тяжелого сна ее вырвали тревожные крики. К счастью, вой ветра утих. Сквозь ткань палатки пробивался тусклый свет, говоривший, что наступило раннее утро. Сбросив толстые одеяла, Фабиола достала лежавший под подушкой кинжал. Теперь никто не застанет ее врасплох, как случилось на римской улице.
Доцилоза тоже проснулась.
— Госпожа, что ты делаешь? — тревожно спросила она.
Вместо ответа Фабиола частично расшнуровала полог палатки и выглянула в щель, пытаясь разглядеть, что происходит.
— Секста нет на месте.
— Там может быть опасно, — предупредила Доцилоза. — Не выходи.
Пропустив ее слова мимо ушей, молодая женщина вышла на воздух и с великим облегчением увидела Секста всего в нескольких шагах. Стиснув рукоять гладиуса так, что побелели костяшки пальцев, он не сводил глаз с окровавленной фигуры, лежавшей в глубоком снегу у ближайшей палатки. Фабиола присоединилась к нему.
Над телом склонились Секунд и двое его товарищей.
Это был один из часовых. Ему перерезали горло от уха до уха. Наст под ним пропитался кровью. В утреннем свете контраст алого и белого казался еще разительнее.
— Что случилось?
— Не знаю, госпожа, — мрачно ответил Секст. — Ночью я не слышал ни звука.
Заметив Фабиолу, Секунд повернулся к ней. Его лицо внезапно постарело, руки были покрыты кровью.
— Его звали Антонин, — лаконично сказал ветеран. — Мы прослужили вместе десять лет.
От жалости к нему у Фабиолы заболело сердце.
— Кто это сделал?
Секунд пожал плечами.
— Думаю, те же мерзавцы, которые убили Сервия.
Сбитая с толку Фабиола растерянно взглянула на него.
