Во рту у Ромула окончательно пересохло.
А потом сзади раздался знакомый громкий боевой клич.
Скифы замедлили шаг. Ромул рискнул быстро оглянуться через плечо. Бренн, выскочивший из-под земли, как громадный медведь, мчался ему на помощь.
Следом за ним, яростно выкрикивая что-то неразборчивое, появился Пакор. За ним торопился тучный телохранитель, размахивая кинжалом над головой.
А вот Тарквиния не было.
Ромулу некогда было думать о том, что происходит. Он резко повернулся и едва успел отбить сильный удар одного из скифов. Нанес ответный, но промахнулся. А второй из нападавших в то же мгновение рубанул юношу мечом сверху вниз. И тоже не достал до него лишь на волосок. Клинок ударился о камень, полетели искры. Ромул отреагировал молниеносно. Второй скиф на миг оставил незащищенной шею. Сделав выпад, Ромул вонзил острие гладиуса в просвет между войлочным колпаком и кольчугой. Пробив кожу и мышцы, порвав сразу несколько крупных сосудов, лезвие достало до грудины. Скиф умер, прежде чем Ромул успел выдернуть клинок из его тела. Товарищ убитого был потрясен, но присутствия духа не потерял и, пригнувшись, ткнул Ромула правым плечом в левый бок.
У Ромула перехватило дух, и он неловко грохнулся на промерзшую землю. Хорошо хоть удалось удержать гладиус в руке. Напрягая силы, он дернул меч на себя и почувствовал, как металл скребет о ключицу убитого. Медленно, слишком медленно. Его положение было безнадежным.
Скривив губы в довольной усмешке, скиф подскочил к Ромулу. Вот он поднял правую руку, чтобы нанести смертельный удар.
Как ни странно, в этот момент Ромул думал только о Тарквинии. Где он? Видел ли что-нибудь?
Вдруг скиф тонко и жалобно вскрикнул. Изумленный Ромул поднял голову. Из левой глазницы его противника торчала рукоять ножа, показавшаяся ему знакомой. Он понял — и, может быть, издал ненароком радостное восклицание, — что это был нож Бренна. Галл снова спас ему жизнь.
Могучим пинком Ромул отбросил в сторону скифа и, вытянув шею, посмотрел, где находятся остальные. Бренн и Пакор оказались совсем близко; они бились бок о бок. К сожалению, телохранитель уже был повержен — из его живота торчали две стрелы.
Но шанс, пусть крошечный, у них теперь был.
Ромул сел, старательно прикрываясь щитом, и сразу же о металл ударила стрела. Но понять, что происходит, юноша все же успел.
Все трое лучников оставались на ногах.
Стрелы сыпались градом, но Ромулу удалось невредимым отступить к Бренну.
— Дай мне твой щит, — сразу же потребовал Пакор.
Ромул уставился на своего командующего. Кому жить, ему или мне? — такой была его единственная мысль. Умереть сейчас или чуть позже?
— Да, командир, — медленно произнес он, не двигаясь с места. — Сейчас.
— Быстрее! — крикнул Пакор.
Как один, лучники подались назад и разом выстрелили. Три стрелы устремились вперед и без ошибки отыскали человеческое тело. Они угодили Пакору в грудь, руку и левую ногу.
Он громко взревел от боли и рухнул наземь.
— Будь ты проклят! — выкрикнул он. — Я погиб.
А в воздухе свистели все новые и новые стрелы.
— Где Тарквиний? — крикнул Ромул.
— Остался в храме. Похоже, он молится. — Бренн скорчил гримасу. — Хочешь сам посмотреть? Сбегай.
Ромул резко мотнул головой.
— Не получится.
— Согласен.
И они слаженно повернулись навстречу скифам.
Глава II
СЦЕВОЛА
Близ Помпей, зима 53/52 г. до н. э.
— Госпожа!
Фабиола резко открыла глаза. Перед нею стояла женщина средних лет с добрым лицом, в простой тунике и кожаных сандалиях. Она улыбнулась. Доцилоза была не только единственным настоящим другом Фабиолы, но и союзницей, которой Фабиола смело могла доверить свою жизнь.
— Я ведь просила, чтобы ты не называла меня так.
Губы Доцилозы растянулись в робкой улыбке. В прошлом домашняя рабыня, она получила манумиссию
[1]
вместе со своей новой хозяйкой. Но привычки, складывавшиеся всю жизнь, нелегко было изжить.
— Хорошо, Фабиола, — сделав над собой усилие, сказала она.
— Что произошло? — спросила Фабиола, поднимаясь на ноги. Она была изумительно красива — изящная, черноволосая; простая, но очень дорогая, из шелка и тончайшего льна туника подчеркивала ее прелести. На шее и руках блестели золотые и серебряные украшения прекрасной работы. — Доцилоза?..
Последовала непродолжительная пауза.
— С севера получены известия, — наконец сказала Доцилоза. — От Брута.
Фабиолу захлестнула радость, смешанная со страхом. Именно об этом, чтобы пришла наконец весть от возлюбленного, она и молилась. По два раза в день перед алтарем в алькове главного внутреннего двора виллы. Теперь же, когда Юпитер услышал ее просьбу, она гадала, будет ли весть доброй? И, надеясь отыскать подсказку, вглядывалась в лицо Доцилозы.
Децим Брут находился в Равенне при Цезаре, военачальнике, который намеревался вернуться в Рим. Цезарь любил зимовать в Равенне, удобно расположенной примерно на полпути от столицы к границе с Трансальпийской Галлией. Там, окруженный своей армией, он мог контролировать политическую ситуацию. За рекой Рубикон это разрешалось. А вот переправиться через Рубикон, не сложив с себя военного командования, то есть войти в пределы Италии во главе войска, было бы государственной изменой. И потому каждую зиму Цезарь ждал и наблюдал. Сенату это не нравилось, но ничего поделать он не мог, а Помпей, единственный человек, обладающий достаточной военной мощью, чтобы выступить против Цезаря, тихо выжидал. Положение менялось ежедневно, но одно оставалось неизменным. Постоянная тревога.
И потому новости, которые принесла Доцилоза, удивили Фабиолу.
— В Трансальпийской Галлии начался мятеж, — сообщила Доцилоза. — Во многих местах идут тяжелые бои. Вероятно, в завоеванных городах убивают римских поселенцев и торговцев.
Узнав о новой опасности, нависшей над Брутом, Фабиола почувствовала приступ паники. Медленно вдохнула и выдохнула — это ей всегда помогало успокоиться. Подумай о том, чего тебе удалось избежать, сказала она себе. Бывало и хуже. Много хуже. Ей было тринадцать лет, когда первый хозяин, злобный садист Гемелл, продал ее в дорогой публичный дом. Сохранив ей девственность — как позже выяснилось, к счастью. И, что всегда терзало ее еще сильнее, в тот же день в школу гладиаторов был продан ее брат-близнец Ромул. Стоило вспомнить об этом, и сердце резанула боль. А она была вынуждена почти четыре года продавать свое тело в Лупанарии. Тогда я не позволяла себе терять надежду. Фабиола благоговейно взглянула на изваяние, стоявшее на алтаре. И Юпитер спас меня от той жизни, которую я так презирала. Спасение явилось в облике Брута, самого восторженного из поклонников красавицы-проститутки, который за большие деньги выкупил ее у Йовины, хозяйки публичного дома. Невозможное всегда возможно, говорила себе Фабиола, чувствуя, как к ней возвращается спокойствие. С Брутом все будет в порядке.
