И мало кто дерзнул бы возражать Тарквинию в ответ на его предупреждение о неизбежном вторжении.
Вскоре легионерам должна была остро потребоваться вся, без остатка, отпущенная им Фортуной удача.
Пакор отнесся к словам Тарквиния со всей серьезностью. В тот же вечер он собрал в претории всех центурионов. Там им объявили, что завтра легион отправится в поход на юг. В лагере должен был остаться лишь небольшой сторожевой отряд и больные, негодные к походу. Следовало взять с собой все до одной баллисты, изготовленные скучающими оружейниками в тихие зимние месяцы. К счастью, крепкие мулы, которых парфяне дали своим римским пленникам для перехода из Селевкии на восток, были здоровы и хорошо упитаны. Им тоже предстояло серьезно потрудиться. Вьючным животным придется тащить провиант для войска, запасное снаряжение, метательные орудия, сено для себя, длинные копья, палатки и еще бесчисленное количество вещей, которые могли бы потребоваться большому войску.
Мрачные центурионы быстро передали новость своим солдатам. Пусть командиры были парфянами, но и их решение Пакора тоже встревожило до крайности. Отправляться на войну в начале года было страшновато. Зато усталых легионеров известие не удивило. Конечно, они рассчитывали отпраздновать свою победу над скифами и некоторое время спокойно спать на собственных койках. А вместо этого размышляли о словах Тарквиния, которые уже не по одному десятку раз повторили в каждой казарме. За выигранным рискованным сражением должно было последовать другое, во много раз более опасное. И с наступлением темноты в чистое небо, покой которого не нарушал даже легчайший ветерок, вознеслись тысячи молитв. Мало кто смог крепко спать в эту ночь.
Ромул почти до утра пролежал с открытыми глазами, думая о своем будущем. Оно казалось ему совершенно беспросветным. Все, словно сговорившись, стремились погубить их — Пакор, Вахрам, Кай, а теперь еще и индийцы. Стоило ему выбраться из одной смертельно опасной передряги — и его уже поджидали две новые. Как всегда, бегство казалось ему бессмысленным, а попытка спасти Тарквиния — равносильной самоубийству. Так что оставалось только идти с легионом в поход и биться с индийцами. На юг, в неведомое, навстречу битве, победить в которой невозможно. Плотный мрак окутывал Ромула. Но ведь Митра пока что не отказывал ему в помощи. Да и Тарквиний отправится в путь с легионом. Возможно, какой-то шанс, пусть и очень маленький, у него оставался.
Бренн никогда не любил ненужных разговоров и излишних размышлений. Вот и сейчас он мирно храпел на соседней койке, и на его губах играла чуть заметная улыбка.
Ромул, погруженный в свои скорбные мысли, не замечал, что его друг вроде бы сделался спокойнее и мягче в общении.
Тарквиний же во дворе дома Пакора рассматривал звезды, которыми было усеяно небо. Но, несмотря на все его старания, гаруспику не удавалось увидеть то, что случится после сражения.
Как и тогда, в Каррах, он знал, что побоище окажется страшным. Что немыслимое количество народа расстанется с жизнью ради того, чтобы всего лишь три человека смогли уйти своим путем.
Но где же те видения, в которых ему открывалась возможность возвращения в Рим? Неужели Олиний, его наставник, ошибался? Тарквиния тоже раздирали сомнения.
* * *
Ромул и Бренн вышли из узкого горного прохода, и перед ними раскинулись те земли, куда направлялось войско. Голова колонны уже начала спускаться по склону. На двенадцатый день пути Забытый легион завершил переход, через горы, возвышавшиеся на юге от его форта. Пакор хорошо знал местность, и легионеры благополучно прошли по узкому длинному ущелью, тянувшемуся значительно ниже кромки снегов.
— Далеко видно, — сказал галл, указывая на восток. — Думаю, самое меньшее миль на пятьдесят.
С этим было трудно не согласиться. На небе не было ни облачка, и сквозь кристально-чистый воздух можно было разглядеть внизу мельчайшие подробности. Реки, с грохотом сбегавшие с вершин, делили ландшафт на огромные куски неправильной формы. Почва здесь была, по всей видимости, более плодородной, чем на севере. Повсюду виднелись маленькие деревушки, вокруг которых причудливыми лоскутными одеялами раскинулись поля. Предгорья могучих хребтов поросли густыми лесами. В отличие от римлян, парфяне и бактрийцы не строили дорог, но между человеческими поселениями протянулось много утоптанных тропинок. Местность, куда они прибыли, имела некоторое сходство с Южной Италией.
Солдаты радостно загомонили, не увидев ничего такого, что говорило бы о присутствии огромного вражеского войска.
Ромул вздохнул. Он не знал, что хуже — ожидание гибели или реальная встреча с ней.
Бренн ободряюще приобнял его одной рукой.
— Мы все еще живы, — сказал он. — Дыши. Восхищайся видами. Пока можно. — И он чуть заметно улыбнулся.
Наутро легион поднялся на рассвете, решительно направился вперед и успел до темноты преодолеть добрых пятнадцать миль. На следующий день прошли уже двадцать, а потом и того больше. Никто из рядовых воинов не знал точно, куда они идут, но сходились в предположениях, что путь лежит к реке Гидаспу.
Предположение это подтвердилось, когда почти через неделю путь Забытому легиону преградил мощный поток. Реке текла почти точно с севера на юг и имела не менее четверти мили в ширину. Пусть это был и не такой внушительный барьер, как горы, но все же река представляла собой труднопреодолимое естественное пограничное заграждение.
* * *
Тарквиний, сидя на своем муле, смотрел на стремительно несущуюся воду. Рядом с ним находились Пакор и несколько старших центурионов — на лошадях. А за их спинами полукругом стояли покрытые с ног до головы пылью легионеры, втайне радовавшиеся передышке. Чтобы лучше видеть, командиры подошли к самому краю холма. Внизу вплотную к воде подходил густой кустарник, мешавший как следует разглядеть противоположный берег.
— Гидасп, — возвестил Пакор, энергично взмахнув рукой. — Восточный предел Парфянской империи.
— Неподалеку отсюда сделала последнюю остановку армия Александра, — сказал Тарквиний. — Его войска отказались идти дальше.
— Умно поступили, — заметил командующий. — У индийских царей еще в глубокой древности были огромные армии. Намного больше, чем мог собрать тот проклятый грек.
У того проклятого грека военного таланта в одном мизинце было больше, чем во всем твоем гнилом теле, подумал гаруспик.
— С тех пор ничего не изменилось, — сухо добавил Вахрам.
— Ну где же они? — спросил Ишкан.
Все вновь повернулись к Тарквинию, с разным успехом скрывая нервозность.
— Если мы попусту проделали этот поход, то никто тебя не спасет, разве что боги, — проворчал Пакор.
Вахрам, всегда готовый кого-нибудь прикончить, стиснул рукоять меча.
Тарквиний ответил не сразу. С трудом выжив после пыток, которым подверг его примпил, он еще лучше научился не делать ничего впопыхах. Гаруспик запрокинул голову и принюхался к воздуху. Его глаза безостановочно и цепко обшаривали небо.
