Ромул оторопело всматривался в темную воду. Он не намеревался убивать своего противника, но, судя по всему, сделал именно это. И сейчас на поверхности не было видно ничего, кроме цепочки поднимавшихся из глубины пузырей.
С гневным ревом вся команда пиратского судна посыпалась через борт и помчалась к ним. Пусть они находились на параллельном причале, но для того, чтобы отрезать двоим друзьям путь к спасению, потребовалось бы не много времени.
Тарквиний схватил Ромула за руку.
— Бежим! Живо!
— Но бедняга утонет, — возразил Ромул.
— Думаешь, если бы ты упал в воду, он пошевелил бы хоть пальцем? — одернул друга гаруспик. — Пусть его приятели спасают.
— Они не успеют. — Ну никак не мог сейчас Ромул оставить умирать еще одного человека. Он расстегнул пояс, набрал в грудь воздуха и нырнул. Второй раз за несколько мгновений вода у причала взметнулась фонтаном.
Тарквиний испуганно посмотрел ему вслед. Этот момент нерешительности обошелся гаруспику недешево — несколько пиратов успели достичь конца причала, на котором он стоял, и теперь не спеша шли к нему. Они держали наготове топоры и ухмылялись, предчувствуя расправу с чужаком.
Ромул этого не знал. Яростно работая руками и ногами, он опускался вглубь и крутил головой по сторонам. К счастью, видимость под водой было не намного хуже, чем на поверхности. И все равно он ничего не видел. Со дна вздымались длинные ветви водорослей, грозя запутать его. Ромулу казалось, что он ныряет уже целую вечность, когда перед ним возникла уходившая по диагонали вниз толстая веревка. Это мог быть только якорный канат стоявшего наверху судна. Ромул ухватился за него и продолжил спуск в глубину. Пирата надо было найти как можно скорее, иначе будет поздно.
Не успело сердце ударить полдюжины раз, как Ромул добрался до огромного каменного якоря. Воздух в легких уже кончался. Митра, помоги мне, отчаянно взмолился он.
Прежде всего Ромул заметил пучок черных косичек. Они, как водоросли, болтались в воде, повинуясь ее прихотливому течению. Он проплыл еще немного и обнаружил гиганта, неподвижно лежавшего на спине. Нехороший признак, подумал он. Ухватив утопленника за волосы левой рукой, Ромул уперся ногами в песчаное дно, согнул колени и, изо всей силы оттолкнувшись, устремился вверх. Ему казалось, что от поверхности его отделяют целые мили и что в левой руке у него мешок со свинцом, не иначе. Однако ему удалось перехватить корсара по-другому, обняв его одной рукой за шею, и медленно всплыть на поверхность.
Когда из мутной воды показались две головы, собравшиеся на причале приветствовали их многоголосыми криками.
Среди них звучал и голос Тарквиния.
Ромул увидел, что разоруженный гаруспик стоит в окружении корсаров, и у него замерло сердце. Но думать было некогда — он чувствовал рукой биение пульса на шее великана, но тот так и висел в воде безжизненным мешком. Наверняка у него в легких было полно воды. Его товарищи тоже понимали это и мгновенно спустили веревку. Ромул обвязал ее вокруг торса остававшегося без сознания пирата и смотрел из воды, как его вытягивали на причал. Там гиганта уложили ничком и принялись колотить по спине. Долгое время никакого результата не было, и Ромулу стало не по себе. Процедуру повторяли несколько раз — все напрасно. Но когда Ромул уже решил, что зря спасал драчуна, тот громко закашлялся и изверг из себя огромное количество морской воды.
Его друзья разразились радостными воплями.
Сверху снова бросили веревку, и Ромул, поспешно перехватывая ее руками, полез вверх. Он не сомневался, что его хорошо примут. Как-никак, он спас человеку жизнь.
Как только Ромул ухватился за доску, чтобы вскинуть тело на причал, перед ним возникла пара мозолистых черных ног. Он поднял голову и увидел нубийца с золотыми серьгами, судя по всему — командира пиратов. В правой руке он держал большую кривую саблю с широким клинком.
— Докажи, что мне не стоит перерезать эту веревку, — сказал нубиец на вполне приличном парфянском языке. — Да побыстрее, пока мои люди не прикончили твоего друга.
Глава XXI
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Центральная Галлия, лето 52 г. до н. э.
Наконец Фабиола сумела взять себя в руки. Секунд, бормоча какие-то утешения, увел ее от тела друида. Оптион вместе со своими людьми направился к палаткам, стоявшим на перешейке, возвышавшемся над заваленным трупами полем. Молодая женщина больше не обращала внимания на запекшуюся кровь. Ужас предыдущих недель был нестерпим, а смерть друида — мучительна. Фабиола вздрогнула. И все же до сих пор она с помощью богов как-то справлялась. Терпела. Фабиола сделала глубокий вдох. Интересно, какой прием ее ждет? Постепенно мрачное настроение Фабиолы сменилось трепетным ожиданием. Ей предстояло снова увидеть Брута! В данный момент она ничего не могла узнать о Ромуле, а ее глубоко скрываемый страх перед Цезарем отошел на второй план. Опасное путешествие почти закончилось, наконец-то можно немного расслабиться. Эта мысль принесла ей облегчение.
Они поднялись по склону и добрались до постов, занятых измученными легионерами. У многих руки, ноги и головы были забинтованы, на помятых доспехах и щитах виднелись пятна крови. Все держались настороже и наблюдали за пришельцами с тревогой. Когда Фабиола назвала себя и объяснила цель своего приезда, ее приветствовали с удивлением и уважением. Взгляды смотревших ей вслед воинов выражали смесь похоти с преклонением перед такой красотой. Но никто не посмел вымолвить ни слова. Кому охота навлечь на себя неудовольствие Децима Брута, правой руки самого Цезаря?
Командный пункт находился неподалеку от шатров высших офицеров. У Фабиолы участился пульс. Как обычно, здесь толпились стражи, гонцы и трубачи. У самого большого шатра стояли люди в позолоченных доспехах, окружившие гибкого, оживленно жестикулировавшего человека. Это мог быть только Цезарь. А если так — значит, и Брут где-то недалеко. Она улыбнулась, представив изумление своего возлюбленного.
— Цезарь — лучший полководец, которого когда-либо видел Рим, — заявил Секунд. — Он одержал несравненную победу!
Доцилоза, много слышавшая о Цезаре от Фабиолы и Брута, напыжилась от гордости. После пережитых ими смертельных опасностей это было настоящей наградой.
— Глянь-ка сюда, госпожа…
Слова Секунда заставили Фабиолу очнуться и посмотреть туда, куда он указывал. Ничего удивительного, что Цезарь выбрал именно это место, подумала она. Поле битвы было видно отсюда как на ладони, позволяя оценить величие совершенного подвига и силы врага, противостоявшие его десяти легионам. Северо-западное направление прикрывал выступ скалы, но укрепления, тянувшиеся на юго-восток до самого горизонта и обращенные лицом в обе стороны, казались неприступными. Там были деревянные колоды с железными крючьями, цеплявшими ноги и одежду каждого, кто проходил мимо, рвы с заостренными кольями на дне и ямы с осколками дробленого камня. Между ними тянулись две глубокие траншеи, одна из которых была залита водой из протекавшей неподалеку реки. Наконец, тут имелся частокол, укрепленный ветками с торчавшими наружу колючками. Башни, поставленные через правильные промежутки, обеспечивали прекрасный сектор обстрела. В проходах еще торчали воткнувшиеся в землю пилумы — часть тех тысяч копий, которые летели в галлов, медленно пробиравшихся между смертельными ловушками. Фабиола видела, что сил у оборонявшихся почти не оставалось. Пространство между валами и Алезией завалено трупами; впрочем мертвецов по другую сторону не меньше. Среди них было много римлян — они погибли в контратаках, стремясь подобрать неповрежденные пилумы, но подавляющее большинство составляли галлы — воины в цвете лет, юноши и даже старики. Тут лежали целые племена.
