— Граждане Рима! — патетически воззвал Красс. — Я пришел в храм великого Кастора, чтобы испросить его благословения.
Толпа дружно вздохнула в предвкушении.
— Я буду молить великого наездника, чтобы он даровал мне знамение, — продолжал Красс. — Божественный знак одобрения.
Он немного помолчал.
Тарквиний оглянулся и увидел, что все лица выражают напряженное ожидание.
«Красс умеет обращаться с толпой», — подумал он.
— Какой же знак, господин? — Вопрос задал тот же самый человек, который только что сострил насчет Помпея. Но даже ему не терпелось узнать, почему Красс решил поклониться богу.
Красс, явно довольный вопросом, потер пальцем крючковатый нос.
— Знак того, что я смогу добыть для Рима великую славу!
Толпа разразилась одобрительными выкриками.
— Как проконсул Сирии, я продвину границы республики на восток, — уверенно провозгласил Красс. — Приведу к покорности варваров, которые ныне смеются над нами. Которые угрожают нашему цивилизованному образу жизни!
Крики сделались вдвое громче.
Об этом говорили все. Если Рим утверждал, что ему грозит опасность, — горе тем, кого объявляли носителем этой опасности. Два века назад Карфаген, самая могущественная держава Средиземноморья, дерзнул пойти войной против Рима. Потребовались три продолжительных кампании, но в конце концов легионы сровняли его города с землей.
Тарквиний не мог не уважать непроизвольного высокомерия, свойственного всем без исключения горожанам, даже самым жалким из них. Они ничего не страшились. Конечно, они не понимали, почему Красс так отчаянно стремился обрести власть над Сирией, а вот мысли о воинской славе кружили им головы. И совершенно неважно, что Риму не было нанесено никаких оскорблений, что на Востоке не убивали римских послов. Римляне инстинктивно почитали войну. С древнейших времен не было года, когда бы народ этой страны не отправлялся воевать, чтобы осенью вернуться на свои фермы.
— А когда я вернусь, — продолжал Красс, — я удвою хлебные выдачи!
Толпа вопила уже оглушительно. Стремительное падение цен на всякие сельскохозяйственные товары сделало большинство населения безземельным и поставило его в полную зависимость от конгиарий, раздач продовольствия и денег; только это и обеспечивало жизнь очень многих римлян. Нынешняя порция зерна не позволяла семье продержаться целый год, и потому даже обещания увеличить выдачи гарантировали оратору народную поддержку.
Красс самодовольно улыбнулся и, сопровождаемый овацией, направился вверх по лестнице к входу. Подобострастный жрец, дожидавшийся наверху, препроводил его внутрь. Крики постепенно стихли, публика принялась оживленно обсуждать только что увиденное событие.
Тарквиний хорошо понимал, что происходит. Визит в храм был очень продуманно подготовлен. На Форуме в это время было особенно многолюдно. Если бы Красс пожелал вознести свои молитвы в тишине и покое, ему следовало бы всего лишь прибыть сюда на несколько часов раньше или позже. Нынешнее представление являлось эпизодом непрерывной борьбы за власть. Пытаясь сравняться воинской славой со своими соперниками, Красс начал обнародовать свои намерения. Тарквиний воздел взгляд к небу и прищурился от яркого солнца. Легкий ветерок. Несколько облаков. Скоро погода переменится, начнется дождь.
«Красс с войском отправится на Восток, — думал он. — В Парфию и дальше. Я уйду с ним».
— Тарквиний!
Гаруспик настолько отвык от звука собственного имени, что в первый миг не отреагировал.
— Тессерарий! — прокричал тот же самый голос.
Тарквиний застыл на месте и быстро нашел взглядом показавшуюся ему знакомой фигуру человека, пробивавшегося к нему через толпу зевак. Небритый мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, коротко, по-военному подстриженный. Испятнанная вином туника не скрывала жилистых рук и ног, а висевший на ремне кинжал выдавал солдата. Этруск повернулся было, чтобы нырнуть в толпу, но поздно: на левой руке сомкнулись крепкие пальцы.
— Позабыл старых товарищей? — ехидно произнес солдат.
Изобразив удивление, Тарквиний обернулся.
— Легионер Марк Галло, — негромко произнес он, мысленно ругая себя за то, что приложил слишком уж много стараний, чтобы остаться незаметным. А потому его собственный нож бесполезно лежал в мешке. — Что, выгнали наконец из армии за пьянство?
Галло скорчил гримасу.
— Я в законном отпуске. Не то что ты, поганый дезертир, — прошипел он. — Помнишь, что делают с такими, как ты? Могу поклясться, центурион будет рад напомнить это всем. — Он оглянулся, несомненно выискивая затуманенным вином взглядом своих собутыльников.
Их не оказалось поблизости — пока не оказалось. Но и без того многие из окружавших их людей, услышав обвинение, стали оглядываться. Тарквиний почувствовал, как у него возбужденно забилось сердце. Он глубоко вздохнул и мысленно попросил прощения у богов. У этруска не было выбора. Галло держал его за руку, словно клещами. Если ничего не предпринять, его еще до заката распнут на кресте в назидание прочим.
— Что ж ты, пьяный дурак! — воскликнул Тарквиний, широко улыбаясь. — Или забыл, как я спас твою жалкую жизнь в Понте?
Он поступил именно так, как следовало, — быстро, весело ответил. На настороженных лицах появились улыбки, большинство народу отвело от них взгляды. Ну, а Галло нахмурился и открыл было рот, чтобы достойно ответить Тарквинию.
Но не успел вымолвить и слова. Гаруспик придвинулся к нему вплотную и правой рукой вытащил из ножен кинжал своего недруга. Сделав вид, что обнимает старого приятеля, Тарквиний вонзил клинок Галло между ребер прямо в сердце. Глаза легионера широко раскрылись от изумления, он открыл рот, словно рыба, вытащенная из воды. Тарквиний поцеловал его в щеку; хватка Галло разжалась, и он смог подхватить смертельно раненного человека левой рукой и удержать на ногах. Никто в густой толпе не заметил, что же на самом деле произошло.
— Прости меня, — прошептал он, но уши убитого уже не воспринимали звуков.
Черты лица Галло разом обмякли, изо рта вытекла струйка слюны.
Гаруспик для верности повернул кинжал в ране.
Толпа вдруг разразилась хохотом: в воздухе просвистел спелый помидор
[9]
, угодивший прямехонько в лицо телохранителю Красса. А следом посыпался град таких же плодов. Воспылав жаждой мести, побитый мальчишка привел с собой мощное подкрепление. Одетые в лохмотья чумазые ребятишки, визжа от радости, метко забрасывали стража украденными томатами. Тот ругался и замахивался на них мечом, но они легко уворачивались от полуослепленного вояки. Народ веселился, показывал пальцами и подбадривал криками обе стороны. И никто уже не обращал внимания на двоих солдат.
