Полководца сопровождали Публий и легаты всех семи легионов, составлявших армию. Офицеры были одеты так же, как и главнокомандующий.
При виде Публия Ромул сразу же вспомнил шрам на шее Юлии и негодующе толкнул этруска локтем.
Тарквиний, лицо которого выражало величайшую сосредоточенность, нахмурился.
— Молчи и смотри.
Жрец взглянул на Красса, тот коротко кивнул.
Зазвучала негромкая молитва. Жрец приблизился к быку, продолжавшему спокойно жевать. Двое прислужников ухватились за веревку, которой была обвязана морда животного, остальные сгрудились, чтобы у него не было возможности сбежать. Запоздало сообразив, что что-то не так, бык сердито взревел. Но даже могучая сила не позволила ему совладать с прислужниками жреца: те задрали животному голову.
Между тем жрец извлек из-под одежд большой нож зловещего вида. Одним ловким ударом он перерезал быку горло. На песок струей хлынула кровь. Под нее тут же подставили серебряную чашу, наполнив ее до краев. Помощники отпустили быка, и он рухнул наземь. Некоторое время тушу сотрясали могучие судороги. Старик отступил на несколько шагов и уставился в чашу.
Все присутствующие затаили дыхание. Даже Красс хранил молчание. Этруск стоял неподвижно, лишь его губы беззвучно шевелились, и у Ромула по спине пробежал тревожный холодок.
Прорицатель долго покачивал чашу и что-то бормотал себе под нос. Затем он обратил взор к небу:
— Взываю к Юпитеру Всеблагому Величайшему! Взываю к Марсу Мстителю, подателю битвы! — Жрец немного помолчал. — Да явятся нам ваши знаменья через это священное животное. — Он снова умолк и стоял, вперив в небеса острый взгляд.
Красс тем временем исподволь разглядывал своих воинов. Было совершенно необходимо уверить их, что кампанию наверняка ждет счастливый исход. Его внимание привлек сухощавый светловолосый воин с золотой серьгой в ухе, судя по одежде, наемник, вооруженный большой секирой. Солдат тоже взглянул на него без всякого страха и почтения. А происходившая церемония его, похоже, не интересовала.
Кожа на обеих руках Красса почему-то покрылась пупырышками, как у ощипанного гуся. Неожиданно ему вспомнилась этрусская бронзовая печень, которую он пытался раздобыть много лет назад. Воины, которых он послал с этим заданием, вернулись ни с чем и вскоре все умерли. Почему-то горло ему сдавил страх, и он отвернулся. Именно таким, как этот наемник, он привык представлять себе загробного перевозчика.
Впрочем, больше никто ничего не заметил.
— Предзнаменования самые благоприятные!
Собравшиеся облегченно вздохнули.
— Я вижу великую победу Рима! Парфия будет сокрушена!
Окрестность огласили бурные крики восторга.
Красс с улыбкой обернулся к легатам.
— Лжец, — прошипел Тарквиний. — Кровь показала совсем другое.
Лицо Ромула сразу вытянулось.
— Я тебе позже объясню. Церемония еще не закончилась.
А жрец уже вскрыл острым ножом брюхо быка. На песок вывалились блестящие от солнца петли кишок, за ними последовала печень. По словам жреца, все, что он видел, сулило только добро. Кульминация наступила, когда жрец разрезал диафрагму и открыл доступ в грудную клетку жертвенного животного. Прорицатель запустил руки глубоко в дымящееся чрево, некоторое время его плечи активно шевелились. Наконец он выпрямился — его одежды и руки до самых плеч были алыми от крови — и повернулся к военачальникам. На ладонях он держал бычье сердце, которое ярко сверкало в лучах восходящего солнца.
— Оно еще бьется! — прокричал он. — Это знак непобедимости легионов Красса!
Снова все легионеры восторженно заорали.
Кроме Тарквиния и Ромула.
Держа сердце на простертых руках, старик приблизился к Крассу, который ждал его с благосклонной улыбкой. Знамения были добрыми. Солдаты узнают об этом от тех, кто наблюдал за церемонией, и хорошие вести разнесутся по всей армии куда быстрее, чем если бы полководец сам занялся их распространением.
— Великий Красс, прими это сердце. Символ твоей доблести. Знак победы! — прогремел жрец.
Протянув руки, Красс шагнул вперед. Наступил его миг. Но когда он взялся за покрытый свежей кровью священный предмет, тот выскользнул из его пальцев, шлепнулся на песок и перевернулся.
— Уж в этом-то знамении никто не сможет усомниться. — Почти неслышно выдохнул Тарквиний.
Красс застонал вслух. Сердце больше не было красным К нему прилипли и облекли его сплошным панцирем мириады песчинок, отчего оно стало желтым.
Цвета пустыни.
Он уставился на жреца, который сделался пепельно-серым. А все зрители застыли, не в силах пошевелиться от потрясения.
— Скажи хоть что-нибудь!
Старик поспешно откашлялся.
— Знамения обещают нам добро! — выкрикнул он. — В крови я видел великую победу, которую даруют нам боги!
Воины переглядывались, многие поспешно делали знаки, отгоняющие зло, или потирали счастливые амулеты — почти у каждого на шее что-нибудь висело. Содержимое чаши им не показывали. Зато все видели, как Красс уронил бычье сердце, символ отваги. У многих сразу вспотели ладони, люди стали переминаться с ноги на ногу. Больше не было слышно воплей восторга. Его сменил негромкий тревожный ропот.
Подняв голову, Красс увидел двенадцать стервятников, которые парили в небе, поймав первые восходящие потоки теплого воздуха. И не он один увидел птиц. Нельзя было терять время.
— Воины Рима! Вам не о чем тревожиться! — прокричал он. — Руки жреца сделались скользкими — так и ваши руки станут скользкими от крови парфян!
Ромул тревожно взглянул на Тарквиния.
— Он пытается жульничать, — тихо шепнул этруск. — Но ты не бойся. Нам, скорее всего, удастся выжить.
Его слова не слишком успокоили юношу. Только что Ромулу казалось немыслимым, что армию Красса кто-то сможет разбить, но сейчас вывалянное в песке сердце лежало у всех на виду.
Очевиднее некуда.
Ромул вдруг поймал себя на том, что ему очень хочется поверить Тарквинию. О другом же исходе и думать не хотелось.
Стоявших подле них легионеров деланная уверенность Красса тоже не убедила. Полководец еще что-то говорил, пытаясь поддержать их упавший дух, но тщетно. Гневным жестом он велел собравшимся разойтись, а сам удалился в свой шатер. Следом туда вошли и его военачальники. Крассу, увы, ничего не оставалось, кроме как признать, что его попытка вселить в армию уверенность в победе полностью провалилась. А вести распространятся молниеносно. Впрочем, он продолжал убеждать себя, что волноваться ровным счетом не о чем.
Но боги гневались.
* * *
Ромул оглянулся на широкую реку, которая, извиваясь, текла на юг. Вскоре судьба армии сделается столь же ясной, как глубокие воды, мчащиеся вдаль. Войско Красса углубилось в бесплодные степи, а теперь ему предстояло шагнуть еще дальше на восток, в полную неизвестность.
