Вечером возвращение Луция вывело Аврелию из оцепенения, но она не осмелилась выйти из спальни. Женщина кормила ребенка и дожидалась, когда придет муж, чтобы ее проведать. Он так и не появился. «Его пренебрежительное отношение не должно тебя огорчать», – решила Аврелия. В конце концов, она его не любила. Однако Луций был ее мужем, и его жест ранил, как удар ножа. Ведь ему следовало оставаться ее союзником. Аврелия снова заплакала. Когда она засыпала, ей в голову пришла последняя мысль – как хорошо было бы никогда не просыпаться…
Однако она не могла рассчитывать на такое благословение. Очень скоро проснулся Публий – у него разболелся живот. Остаток ночи Аврелия провела в полубессознательном состоянии, укачивая и утешая сына. Лишь иногда ей удавалось немного подремать.
Прежде Аврелия никогда не позволяла Элире долго присматривать за ребенком, но на следующий день отдала его на ее попечение.
– Разбуди меня, только когда нужно будет его кормить, – приказала она.
Однако даже после того, как Элира унесла Публия и Аврелия больше не слышала его плача, она не могла найти покоя. Женщина думала лишь о том, что больше никогда не увидит отца, Квинта и Гая.
В течение следующих нескольких дней жизнь Аврелии не менялась. Появление матери означало, что она получит помощь с Публием, но когда Атия начала разговор о сражении, Аврелия просто повернулась и ушла. Ее смятение было слишком велико, и она не могла ни с кем говорить откровенно. Луций приходил и уходил, навещал днем ребенка, но не обращал внимания на жену. Он все еще сердился за то, что она бросила вызов богам. Статилий рассказал, что все в городе испытывают страх, и это лишь усилило ее собственные страдания. В конце концов, Аврелия послала управляющего в аптеку купить флакон с маковой настойкой, сделала несколько больших глотков горькой жидкости и почувствовала, как проваливается в небытие.
В течение следующих дней она постоянно находила отдохновение в объятиях глубокого сна, очень скоро уже не могла заснуть без настойки и даже днем понемногу прикладывалась к ней, чтобы дотянуть до вечера. Атия, казалось, ничего не замечала; Элира часто бросала на нее встревоженные взгляды, но Аврелии было все равно. Настойка притупляла ее чувства, ослабляла боль. И это было благословением. Так ее жизнь стала терпимой. Но не более того.
Аврелия поняла, что дверь открылась и кто-то вошел. Она недавно выпила маковой настойки, и лекарство уже обволакивало ее своим теплым коконом. У нее не было сил, чтобы открыть глаза. Тот, кто пришел – скорее всего, Элира, – увидит, что она спит, и оставит в покое. Даже если ребенка пора кормить, он подождет.
– Это нужно прекратить, жена моя.
«Луций. Пришел Луций», – подумала Аврелия, с трудом приподнимая веки. Он стоял у двери и осуждающе на нее смотрел.
– Твоя мать сказала, что ты пьешь это. – Он указал на флакон с настойкой, стоявший у ее постели.
«Значит, мама заметила», – подумала Аврелия.
– Настойка помогает мне заснуть.
– Но Элира говорит, что ты пьешь ее постоянно. Атия думает, что именно по этой причине ребенок постоянно сонный. – Теперь в его голосе появился гнев.
Аврелия бросила разъяренный взгляд на иллирийку, стоявшую за плечом Луция.
– Это неправда, – сердито возразила она, понимая, что муж сказал чистую правду.
– Что неправда?
– С Публием все в порядке, – пробормотала женщина. – Он простудился, у него начался кашель, и он стал плохо спать. Вот почему в последнее время мальчик выглядит сонным.
Луций бросил на нее пристальный взгляд.
– А ты? Правда ли то, что ты пьешь настойку постоянно?
Аврелии стало стыдно. Она не могла заставить себя снова солгать, но и признаться не хотела.
– Твое молчание говорит о вине… Итак, больше ты не получишь этой настойки. Будешь учиться засыпать без нее – как делают все остальные.
Стыд сменил гнев. Аврелия бросила злобный взгляд на Элиру.
– Вон! И закрой за собой дверь.
Когда жена с мужем остались одни, она прошипела:
– Если бы ты потерял отца и брата, то понимал бы, что я испытываю!
Тут только его лицо смягчилось.
– Мне знакома скорбь, жена моя. Я потерял мать, когда мне было всего десять лет.
Аврелия тут же почувствовала угрызения совести.
– Я помню.
– Но из этого не следует, что твое горе не огромно. – После коротких колебаний Луций продолжал: – Или что твой муж повел себя по отношению к тебе правильно после того, как узнал о поражении наших войск.
Аврелия ошеломленно на него посмотрела.
– Твоя вспышка меня рассердила, но это не значит, что я не должен был утешить тебя в тяжелое время. – Он протянул к ней руку.
Женщина поняла, что он таким своеобразным способом приносит ей извинения.
– Благодарю тебя, – прошептала она, сжимая его пальцы так, словно тонула.
По ее щекам снова побежали слезы. Когда Луций сел рядом и обнял ее за плечи, она прижалась к нему всем телом и разрыдалась еще сильнее, полностью отдаваясь горю. Следовало отдать должное мужу, он не произнес ни слова – лишь продолжал крепко обнимать ее, стараясь успокоить и поддержать.
В течение следующих нескольких дней Луций начал проводить с Аврелией и ребенком некоторое время, и его присутствие помогало ей немного справляться с болью. Тем легче дался отказ от маковой настойки. То, что муж отобрал у нее лекарство, – правильно, поняла Аврелия. Ее потребность в нем оказалась сильнее, чем она предполагала. Женщина с ужасом представила себе, что произошло бы, если б она продолжала пить настойку неделями – ведь даже за несколько дней она успела к ней пристраститься.
К удивлению Аврелии, Луций умело обращался с Публием, качал его, успокаивал, разгуливал с малышом по двору и разговаривал. Аврелия начала по-новому относиться к мужу. Да, они не созданы друг для друга, но из этого еще не следует, что им плохо жить вместе. «Быть может, это именно такой вид брака, о котором говорила мать», – подумала Аврелия… Нет, она мечтала о другом будущем, с Ганноном, но начала принимать свою новую жизнь. И это оказалось лучше, чем существовать в постоянной тоске и печали.
Прошла всего неделя после известия о поражении римских войск, и в Капуе все еще царила паника. Каждый день кто-то замечал дурные знамения: к югу от города разразилась жестокая буря с градом; гадальные таблички в Цере каким-то непостижимым образом стали меньше; люди множество раз видели за городом странные угрожающие фигуры, одетые в белое. Жрецы в городских храмах пытались придумать какие-то объяснения, которые позволили бы сделать вывод, что конец света еще не наступил. Луций рассказывал, что предсказатели стягивались со всех сторон в Капую, чтобы удовлетворить желание жителей узнать будущее.
Каждый день возникали новые слухи. Тела римских легионеров, погибших в Каннах, изуродовали до неузнаваемости; Ганнибал приказал пытать и казнить всех захваченных пленников; через реку Ауфид построили мост, состоящий из тел римских солдат; Ганнибал движется к Риму или на Капую или разделил войска и направляется в оба города одновременно, сжигая все на своем пути; карфагенский флот высадил тысячи новых солдат и многие десятки слонов на побережье Италии; король Филипп Македонский собирается вступить в войну на стороне Карфагена…