«Почему Луций не может быть таким, как ты?» – подумала она, восхищенно глядя на Гая.
Она слегка придвинулась к нему, он не стал отстраняться, и у Аврелии перехватило дыхание. Девушка опустила взгляд и теперь видела только его нос и губы. Она еще немного приблизилась к нему. И вновь Гай не стал отстраняться. Она ощутила тепло его дыхания на своем лице. Боги, как сильно ей хотелось его поцеловать… Их губы соприкоснулись, и все ее тело затрепетало.
– Так кто здесь появился? – послышался со двора недовольный голос Атии, которая обращалась к рабу.
Тот ответил что-то невнятное, но магия исчезла. Молодые люди смущенно отодвинулись друг от друга и отвели глаза в сторону.
– Пусть войдет. Он же будет стоять до тех пор, пока я его не впущу, – приказала Атия.
Гай нахмурился.
– Кто?
– Фанес, – проворчала Аврелия.
– Кто?
– Ростовщик.
– И что нужно такому человеку, как он, от твоей матери?
«Гай все равно узнает правду», – подумала Аврелия. К тому же теперь это не имеет значения. И она быстро рассказала Гаю все, что знала, о долгах своей семьи.
– Но почему твой отец не обратился за помощью к моему? Или твоя мать?
– А ты бы обратился? – резко спросила Аврелия.
– Да, непросто просить у друзей деньги, – признал Гай.
– Я хочу послушать, что он скажет.
– Не думаю, что Атии это понравится.
– Если она ничего не узнает, то не будет сердиться, – ответила Аврелия, тихонько подходя к двери и выглядывая наружу.
Ее мать стояла напротив двери таблинума, поджидая неприятного посетителя. Аврелия молча наблюдала за происходящим. Наконец, появился Фанес в сопровождении управляющего Марциала. Атия холодно приветствовала грека, но не предложила ему войти в дом, вынудив остановиться на пороге. Аврелии хотелось топнуть ногой. Ее спальня находилась слишком далеко, и она ничего не слышала. Не обращая внимания на отчаянное шипение Гая, девушка выскользнула из комнаты.
Двор в доме Марциала был устроен обычным образом; повсюду стояли статуи, окруженные растениями – виноградом, оливами, фиговыми и лимонными деревьями. Используя деревья в качестве укрытия, Аврелия подобралась так близко к входной двери, что теперь могла все слышать. Обернувшись, она увидела, что Гай последовал за ней. Аврелия присела на корточки за большой статуей Юпитера, оскского бога, которому поклонялись римляне и почитал Марциал. Гай встал у нее за спиной, и она с удовольствием ощутила, как он прижался к ней.
– Я послала тебе сообщение о новом соглашении. Ты получишь первый платеж через месяц, – негромко сказала Атия.
– Когда мы разговаривали в прошлый раз, ты обещала выплатить мне деньги в течение месяца. Ты не имела права менять наш договор без моего согласия, – резко сказал Фанес.
Возникла небольшая пауза.
– Оказалось, что собрать необходимую сумму труднее, чем я предполагала.
– Вполне возможно. Сейчас идет война. Но где гарантии, что я получу деньги к следующему сроку? Если нет, у меня будут все основания начать против тебя судебный процесс.
– Боги, какие еще гарантии тебе нужны, кроме моего слова?
Аврелия уловила напряжение в голосе матери. Ею овладел гнев, но что она могла сделать? Марциала, который мог прийти к ней на помощь, дома не было – как и всегда в это время, он отправился в бани и вернется только через несколько часов.
– Ты хочешь получить мои украшения? – Атия зазвенела браслетами, которые начала снимать.
– Оставь безделушки себе. Они ничего не значат, когда речь идет о таком большом долге, – презрительно заявил Фанес. – Я согласен перенести срок только в том случае, если процент будет увеличен до шести драхм с каждой сотни. И он будет учитываться каждую неделю.
– Это грабеж средь белого дня! – воскликнула Атия.
Аврелия почувствовала, как напрягся Гай, которого переполняла ярость. У нее и самой от возмущения вскипела кровь. Девушка выглянула из-за ноги Юпитера. Фанес все еще ничего не отвечал. Он лишь смотрел на ее мать, и на его тонких губах играла улыбка.
– Можешь называть это, как пожелаешь, – наконец заговорил он. – Таково мое предложение. Ты вольна его принять или отклонить, выбор за тобой. Если откажешься, я попрошу своего адвоката отправить прошение в суд сегодня днем.
Наступило короткое молчание.
– Ты не оставляешь мне выбора, – сказала Атия, опуская плечи. – Я согласна на твои условия.
«Какой низкий негодяй», – подумала Аврелия. Ее охватил такой сильный гнев, что она не заметила, как наклонилась вперед слишком сильно. В следующее мгновение девушка потеряла равновесие и упала на траву. Подняв голову, Аврелия увидела мать, которая с ужасом на нее смотрела. Фанес усмехался.
– Ты подслушивала? – резко спросила Атия.
– Очевидно, – вмешался Фанес. – И не слишком удачно.
– Я… извини, мама, – пролепетала Аврелия, поднимаясь на ноги.
– Ты за это заплатишь! Иди в свою комнату!
Но прежде чем Аврелия успела уйти, из-за статуи Юпитера вышел Гай.
– Извините, Атия, но во всем виноват я.
Атия поджала губы, а на лице Фанеса появилось довольное выражение.
– Прошу тебя объясниться, – сказала женщина.
– Мы услышали голоса. Аврелия узнала ростовщика. – Он произнес это слово с презрением. – Она рассказала мне о ваших… трудностях… и хотела узнать, что происходит. Она опасалась сюда идти, но я ее поддержал. Это было неправильно, и я приношу свои извинения. – Гай слегка выставил вперед подбородок.
– Понятно. – Взгляд Атии переместился от Гая к Аврелии и обратно. Оба старались не отводить глаз. Атия нахмурилась, но было видно, что слова Гая ее смутили.
– Отец узнает о твоем недостойном поведении. Я не ожидала, что ты способен подслушивать, когда я занимаюсь делами своей семьи.
Гай наклонил голову.
– Да, конечно, мне не следовало так поступать.
– А теперь оставьте нас, оба, – приказала Атия.
Аврелия снова начала дышать. Она повернулась, собираясь уйти, но голос Фанеса стегнул ее, как хлыст.
– Как трогательно близка эта парочка, – заявил он.
– А какое отношение это имеет к тебе? – холодно спросила Атия.
– Никакого, совершенно никакого. Просто интересно, знает ли Мелито, насколько они… близки?
– Ты заходишь слишком далеко, кусок дерьма! – выкрикнула Атия, и раб, который поливал растения на другом конце двора, удивленно поднял голову. Женщина понизила голос: – Как ты смеешь выказывать сомнения относительно чести моей дочери?
– Я бы никогда так не поступил, – запротестовал Фанес, но его глаза рассказывали совсем другую историю.
