– Проваливай отсюда, пока я не приказала рабам вышвырнуть тебя вон! – Атия показала в сторону атриума.
– Я весь к твоим услугам. – Фанес сделал вид, что уходит, но в последний момент он повернулся. – Интересно, что скажет Мелито, когда узнает, что я собственными глазами видел, как девушка, с которой он обручен, скачет вокруг друга семьи? Когда это случилось в первый раз, я сказал себе, что ошибся, но теперь я уже не сомневаюсь, что они увлечены друг другом. – Он поклонился. – Я буду ждать платеж не позднее того дня, о котором мы договорились.
Атия позволила ему уйти.
Аврелия была поражена реакцией матери на слова Фанеса. Девушка не сомневалась, что, если он все расскажет Луцию, тот разорвет помолвку. По лицу Гая она поняла, что он думает так же. Поверит Луций Фанесу или нет, значения иметь не будет. Ревность – ужасный зверь, говорила ее мать. Как только его когти вгрызаются кому-то в душу, он не отпустит свою жертву. Грек уже находился у самой двери. Он ни разу не оглянулся.
– Фанес, – позвала его Атия.
Он обернулся.
– Чего ты хочешь за обещание хранить молчание?
Он усмехнулся.
– А я думал, что вам нечего скрывать…
– Так и есть! Так сколько?
На его лице появилась широкая улыбка.
– Теперь вы будете платить десять драхм с каждой сотни. И учет пойдет каждую неделю. Это тебя устраивает?
– Да, – сказала Атия.
Ее голос показался Аврелии ужасно усталым.
Фанес отвесил насмешливый поклон, повернулся к девушке и подмигнул ей. Она ощутила ужас. Потом ростовщик ушел.
Мрачный взгляд Атии обратился к Аврелии.
– Почему ты не могла оставаться в своей комнате? Ты нас разорила, дитя…
Голос матери доносился до ошеломленной Аврелии откуда-то издалека. Ее колени подогнулись, она потеряла сознание и упала.
Адриатическое побережье Пицена
Возбужденный Ганнон переминался с ноги на ногу, страшно потея в полной форме. Его взгляд обратился к блестящей поверхности голубого моря, такого мучительно близкого. Свободные от службы солдаты плескались на мелководье и кричали, как счастливые дети.
Поразительный контраст с водой Тразименского озера после сражения. Солдаты Ганнона и ливийцы были слишком измучены, чтобы преследовать римских легионеров, после того как им удалось прорвать фаланги. Оставив Мутта присматривать за ранеными, Ганнон спустился к озеру, где они одержали победу.
Он был поражен, когда увидел, какая огромная часть озера стала красной от крови. Когда юноша сумел оторвать взгляд от этого ужасного зрелища, он обратил свой взор к тысячам трупов на берегу. Велиты и гастаты, принципы и триарии, центурионы и просто офицеры лежали рядом – смерть уравняла всех. Галлы и нумидийцы сотнями бродили по берегу, добивая уцелевших римлян и обыскивая мертвецов. Повсюду валялись обезглавленные тела – многие хотели заполучить самые жуткие трофеи из всех возможных. Однако даже не это было самым страшным…
Многие легионеры были еще живы. Им пришлось отступить в воду, и те, кто не утонул сразу, стали развлечением для кавалерии. Ганнон слышал, как солдаты заключали пари – кто сможет с двадцати шагов поразить определенного легионера копьем, или кто сумеет на всем скаку снести ему голову. Некоторые легионеры убивали друг друга, чтобы не умирать в муках; другие просто уходили на глубину, ища смерти в воде. Несмотря на всю ненависть к римлянам, Ганнон испытывал отвращение.
«Но какой у нас выбор? – подумал он. – Мы не можем взять в плен всех, а Рим должен получить урок за унижения, которым подвергся Карфаген в прошлом». Если Рим не сделает выводов после гибели пятнадцати тысяч легионеров и одного из своих консулов и потери четырех тысяч кавалеристов еще через три дня, то он на удивление глуп. Однако в глубине души Ганнон понимал, что этой победы будет недостаточно. Им придется пролить еще много крови и одержать немало побед над старым врагом.
– Сейчас было бы неплохо искупаться, – прошептал Сафон.
Слова брата вернули Ганнона в настоящее.
– Да. Надеюсь, мы сможем окунуться после того, как Ганнибал с нами закончит, – сказал Ганнон.
– В последние дни я тебя почти не видел…
– Ну, ты знаешь, как бывает. Нужно столько всего сделать после окончания дневного перехода… Раненые нуждаются в дополнительном внимании. Как и остальные наши люди. Благодарение богам за масло, найденное Бостаром на той ферме. Мы начали добавлять его в пищу, и многим стало лучше.
Вся армия была измучена долгим маршем от Цизальпийской Галлии, болотами и сражениями, когда рационы оставляли желать лучшего. Солдаты жаловались на боли в суставах, постоянную усталость, у других сильно кровоточили десны. Однако Ганнон понимал, что он пытается увести разговор в сторону и избегает брата. Почему-то юноша не мог забыть выражения лица Сафона, когда он упал в воду и начал тонуть. Он ни с кем не мог поговорить об этом, не чувствуя себя предателем. Сафон был его плотью и кровью.
– Ты прав. Но давай сегодня все изменим.
– Хорошо. – Ганнон перехватил взгляд Бостара. – Искупаемся попозже?
– Может быть, – с улыбкой ответил тот. – Все зависит от того, чего захочет от нас Ганнибал.
– А ты знаешь, отец? – спросил Ганнон.
Малх, стоявший чуть в стороне с Бостаром, Магарбалом – командиром кавалерии – и группой других старших офицеров, огляделся.
– Даже если бы я знал, то ничего бы тебе не сказал. Подожди, когда появится главнокомандующий.
Упоминание о Ганнибале вызвало у Ганнона желание исчезнуть. Он всегда чувствовал смущение, когда находился рядом с ним, но после сражения у озера старался его избегать. Ганнон сказал себе, что это глупо. Они одержали сокрушительную победу, а бóльшая часть из шести тысяч легионеров, прорвавшихся через ряды фаланг, была окружена на следующий день. Ганнибал сделал великодушный жест, освободив тех, кто не являлся гражданами Рима, сказав, что Карфаген ничего не имеет против их народов. Остальных, за исключением нескольких старших командиров, оставленных в качестве пленных, казнили.
Тогда почему Ганнон чувствовал, что потерпел поражение? Даже отец сказал, что никого не следует винить; Сафон и (в особенности) Бостар согласились с ним, но Ганнону казалось, что на лицах братьев он видит такую же неуверенность, какую ощущал и сам. Ливийские копейщики – их воины – оказались единственными во всем войске, кто не сумел выполнить задачу, поставленную Ганнибалом.
– А вот и он, – прошептал Бостар.
Взгляд Ганнона обратился в ту же сторону, куда смотрели остальные. Сначала он увидел отряд скутариев в черных плащах – часть отборных воинов Ганнибала. Они повсюду сопровождали главнокомандующего, если только тот не отправлялся инкогнито в свои регулярные обходы, чтобы узнать настроение солдат. Скутарии остановились; их ряды разомкнулись, и Ганнибал вышел вперед. Сегодня он не надел доспехов и не взял оружие. Однако его было невозможно не узнать. Уверенная походка, пурпурная туника и такого же цвета повязка на правом глазу выделяли его среди остальных воинов. Вблизи стало видно, что Ганнибал тоже нелегко перенес прошедшие недели. Его смуглое, широкое лицо заметно побледнело, на нем появились новые морщины, а в короткой бороде – седина. Тем не менее, его единственный глаз был полон энергии.
