– Мне следует войти в дом и прикончить его, – сквозь стиснутые зубы сказал Ганнон.
– Нет, пожалуйста, не надо. Он вооружил всех рабов-мужчин. По меньшей мере трое из них сторожат во дворе. Я не переживу, если тебя убьют, когда ты только что восстал из мертвых.
Ганнон сомневался, что несколько рабов-земледельцев сумеют его остановить, но слезные мольбы Аврелии заставили его остаться.
– Грязный пес когда-нибудь заплатит за все, – поклялся он.
– Боги об этом позаботятся.
«Или я», – мрачно подумал Ганнон. Он не мог допустить, чтобы убийца его лучшего друга остался безнаказанным. Юноша уже начал размышлять о том, чтобы напасть на ферму, когда Аврелия ее покинет, но тут же отбросил эти намерения. Он знал и хорошо относился ко многим живущим здесь рабам. И если он не хочет, чтобы большинство из них погибли, ему следует держать своих солдат подальше от фермы.
– Я так рада тебя видеть…
Внимание Ганнона вновь переключилось на Аврелию. Она смотрела на него, и ее лицо было так близко, что он хорошо видел все его черты. Локоны черных волос, упавших на щеки. Направленные на него глаза. Приоткрытые губы. Жилка, бьющаяся на шее. Это завораживало. Ему захотелось ее поцеловать.
– С тех пор как вы с Квинтом ушли, а Суни погиб, я стала такой одинокой… Мы с мамой постоянно ссорились. И мне было не с кем поговорить. Некоторое время здесь находился Гай, но потом и он уехал.
– Друг Квинта? Тот, что помог спастись Суни?
– Да. Он служит в союзной кавалерии.
Вспоминая о Гае, Аврелия почувствовала вину. Она мечтала о нем из-за того, что больше не рассчитывала увидеть Ганнона? Девушка и сама не знала. Но в одном она не сомневалась: ей нравилось ощущать его присутствие рядом… Аврелией овладели горькие чувства. Какое все это имеет значение? Идет война. Ганнон не сможет остаться, а она выйдет замуж за Луция.
– Гай – хороший человек. Пусть боги хранят его. – Но от его слов Аврелия не почувствовала облегчения. Ганнон слегка повернул голову и приблизил к ней лицо. Она не стала отодвигаться. – Ты знаешь, почему я вернулся?
– Нет. Почему? – Ее дыхание стало частым и прерывистым.
– Потому что ты меня просила. Помнишь?
– Конечно. В ту ночь я заснула в слезах.
Ганнон больше не мог сдерживаться. Он прижался губами к ее губам и почувствовал, как они тают под его прикосновениями. Его язык метнулся вперед и встретился с языком Аврелии. Поцелуй получился очень долгим, их руки начали блуждать по телам друг друга. Девушка прижалась к нему; он ощущал давление ее груди, его пах прижался к ее бедрам. Ганнон положил ладони ей на ягодицы и притянул Аврелию к себе, заставив ее застонать от желания. Лишь с огромным трудом ему удалось не сорвать с нее одежду и не овладеть ею здесь и сейчас. Но он не хотел, чтобы все произошло именно так. К тому же было слишком опасно тут задерживаться.
– Пойдем со мной, – предложил он. – Мы еще до восхода доберемся до моего лагеря.
– Ты шутишь! – Она заглянула ему в глаза. – Нет, ты и в самом деле хочешь, чтобы я с тобой ушла?
– Я бы никогда этого не сказал, если бы думал иначе. – Но как только слова слетели с его губ, он понял, что это полнейшее безумие.
Да, женщины следовали за армией Ганнибала, но все они были шлюхами. Аврелия не смогла бы выжить в таких условиях. Солдатам, а в особенности офицерам, не разрешалось путешествовать вместе с женщинами. Ганнибал стал для всех примером, когда оставил свою жену дома.
– Я не могу уйти с тобой, – прошептала она, и Ганнон ощутил вину и благодарность одновременно.
– Почему?
– Во время войны женщинам нет места в армии. В особенности в армии врага.
– Никто тебя и пальцем не тронет. Я их убью!
– Ты знаешь, что из этого ничего не выйдет, Ганнон. – Она улыбнулась, когда он попытался возражать. – Но даже если бы такое было возможно, я бы не могла с тобой уйти.
Он отпрянул, чувствуя обиду.
– Почему?
Она молча прижала его пальцы к своей левой руке, и на среднем пальце он нащупал кольцо. Ганнон вздрогнул, прикоснувшись к теплому металлу.
– Ты помолвлена с другим? Уже?
– Да, моя мать все организовала. Его зовут Луций Фабий Мелито. Он достойный человек.
– Ты его любишь? – спросил Ганнон.
– Нет. – Она погладила его по щеке. – На самом деле мне нужен только ты.
– Но тогда почему ты не можешь пойти со мной?
Ганнон понимал, что они смогут быть счастливы вместе, и не представлял, как Аврелия будет жить с человеком, которого не любит.
Она была рада, что темнота скрывает ее покрасневшие щеки.
– Если я не выйду замуж за Мелито, мой отец будет разорен, – тихо объяснила она. – Теперь ты понимаешь, что у меня нет выбора. Как только я войду в могущественную семью, ростовщик отступится. Это даст время моему отцу и, возможно, Квинту получить повышение. И тогда мы сумеем выплатить долги.
Ганнон подумал, что это сомнительный способ получения денег. А если одного из них – или обоих – убьют? Но задал он другой вопрос:
– А речь идет об одном ростовщике?
– Да, ему принадлежит большая часть долгов отца. Его зовут Фанес.
– Жалкая крыса… Жаль, что его здесь нет. Я бы заставил его списать ваши долги.
Аврелия прикоснулась к его щеке.
– Спасибо. Но ты ничего не сможешь с ним сделать. Давай не будем о нем говорить. У нас слишком мало времени.
Ганнон с ворчанием запомнил на будущее имя ростовщика. Однако тут же о нем забыл, когда Аврелия прижалась к нему и снова поцеловала. Ее пальцы гладили его плечи, затем переместились к шее и, прежде чем он успел ее остановить, коснулись шрама. Ощутив его неровные края, она вздрогнула.
– Что с тобой случилось? Тебя ранили?
Знакомая ярость наполнила Ганнона. Ему захотелось рассказать, что сделал с ним Пера, но он знал, что так поступать не следует. В том не было вины Аврелии, поэтому он лишь сказал:
– Можно и так сказать.
– Тебе повезло, что ты уцелел. – Ее голос задрожал. – Рана в таком месте…
– Я выздоровел уже через несколько дней, вот и всё.
Он снова ее поцеловал, и она ответила ему с нарастающей страстью, словно ее любовь могла исцелить его окончательно. Сердце Ганнона наполнилось желанием, и он с жаром ответил на ее поцелуй. Потом его пальцы мягко потянули ее платье, обнажив маленькую грудь. Он наклонился и коснулся губами соска.
– Боги… – услышал он ее шепот. – Не останавливайся…
– Аврелия?
Казалось, кто-то вылил на них ведро холодной воды. Ганнон выпрямился, пробормотал проклятие, потянулся за мечом и спрятался за ближайшим кипарисом, а Аврелия поправила платье.
