– А мне будет больно? – спросила Аврелия.
Лицо Атии смягчилось, и она похлопала дочь по руке.
– Сначала, может быть, но совсем немного. Однако Луций не таков, как большинство мужчин. Он будет нежен с тобой, я уверена.
Аврелия бросила быстрый взгляд на мужа. От выпитого вина у него раскраснелись щеки. Алкоголь пробуждает в некоторых мужчинах агрессию, но с Луцием все обстояло иначе. Пожалуй, он стал только веселее.
«Со временем ты сможешь даже получать удовольствие», – сказала тогда Атия.
Воспоминания о словах матери заставили Аврелию покраснеть во второй раз – она смутилась и рассердилась одновременно. Мать говорила так уверенно! Девушка знала, что возненавидит то, что с нею будет происходить – с начала и до самого конца, – но все вытерпит, чтобы исполнить долг. Она не получит удовольствия, и если повезет, все закончится быстро. Несмотря на съеденную свинину, у нее во рту появился горький привкус. Матери легко говорить: у нее чудесный брак, ведь она вышла замуж за отца Аврелии не по договору, а по любви, несмотря на то, что их союз не одобряли обе семьи.
«Может быть, мне следовало сбежать с Ганноном, – подумала Аврелия, – оставить прежнюю жизнь и начать новую…» Однако эти фантазии продлились всего несколько мгновений. Ее бы замучила совесть. Девушка не могла допустить, чтобы Фанес сделал ее родителей нищими. У нее снова перехватило горло. Она бы не смогла жить дальше, если бы такое случилось. Ведь частично она в этом виновата. Если бы она не стала подслушивать и ее бы не поймали, то Атия сумела бы сделать нужные выплаты неразборчивому в средствах ростовщику. Перестань, сказала она себе. Все споры сейчас не имеют ни малейшего смысла. Если б не появился Луций, ей бы нашли другого мужа. Но как же это несправедливо!
Однако у нее оставалось некоторое утешение, если это можно так назвать. Мать сказала ей, что, если Аврелия забеременеет, Луций перестанет заниматься с ней любовью. Как и в тот период, пока она будет кормить ребенка грудью.
– Если тебе не нравится этот брак, тебе следует поскорее родить ребенка. Как только ты дашь ему хотя бы одного сына, он оставит тебя в покое, если ты того пожелаешь.
Аврелия не могла представить, как она будет рожать ребенка, не говоря уже о нескольких. Нет, она никогда не мечтала о детях, хотя знала, что многие девушки хотели именно такой судьбы. Будь у нее выбор, она бы скакала на лошади и тренировалась с мечом в руках – это нравилось ей куда больше, чем растить детей. Но женщинам запрещалось и то, и другое, и Аврелия понимала, что ей лучше забыть, как Квинт учил ее верховой езде и владению мечом. Она никогда не сможет этим заниматься, и они больше не будут бродить по лесам вместе с Квинтом и Ганноном…
– Когда у тебя будет три ребенка, никто не станет возражать, если ты заведешь себе любовника, но постараешься вести себя осмотрительно, – сказала ей Атия.
«Ганнон мог бы стать моим любовником, – с горечью подумала Аврелия, – не будь он врагом Рима». Если верить всем остальным, то карфагеняне – она отказывалась называть их гуггами – абсолютные дикари. Аврелия знала только Ганнона, а он совсем не походил на дикаря. Как и Суни. И она не сомневалась, что их семьи были цивилизованными. Пожалуй, только Квинт мог понять ее чувства к Ганнону – несмотря на все, они с карфагенянином стали друзьями, – но она сомневалась, что ее брат одобрил бы ее выбор. Так что до конца дней ей придется держать свои чувства к Ганнону в тайне.
Аврелия вдруг поняла, что отец Луция уже некоторое время что-то говорит. Он сожалел, что ее отец и брат не могут присутствовать на свадьбе, выражал уважение Атии и Марциалу, который заменял Фабриция, и благодарил богов за благоприятные знамения – жрецы объявили о них утром. Во рту у Аврелии пересохло, когда он повернулся и подмигнул Луцию.
– Ну, а теперь близится самая главная часть церемонии.
– Встань. – Атия оказалась рядом с дочерью.
Аврелия повиновалась. Мать объясняла ей, что должно произойти, но сердце снова отчаянно забилось у нее в груди. Никогда прежде объятия матери не казались ей такими нежными и нужными, когда Луций встал и громко сказал:
– Я здесь, чтобы предъявить права на свою жену.
Тут же раздались громкие одобрительные крики, свист и сексуальные намеки со стороны гостей.
– Ты ее не получишь, – заявила Атия.
Аврелии отчаянно захотелось, чтобы так и было, но она прекрасно понимала, что происходящее – лишь часть ритуала.
Луций взял Аврелию за руку.
– Она моя жена, и я ее требую.
Вопли и пожелания веселой ночи стали еще громче. Луций потянул Аврелию к себе. Ей вдруг стало страшно, и она обхватила мать свободной рукой, как ребенок, который не хочет идти к наставнику. Луций заметно удивился, и на его лице появилось раздражение. Он потянул сильнее.
– Отпусти меня! – прошипела Атия ей на ухо. – Ты позоришь себя и нашу семью.
Аврелия прекратила сопротивление и позволила Луцию себя увести. Они прошли через атриум к входной двери, где их ждали рабы с зажженными факелами. Там также находились два маленьких мальчика. Первый подбежал к ней и взял за руку. По традиции он был сыном двух все еще живущих родителей, сестры Луция и ее мужа. Второй ребенок держал факел и ветку боярышника; он поведет их к дому Луция, им предстояло пройти милю. Луций и Аврелия подождали, когда гости выйдут на ночной воздух и окружат их. Двое музыкантов с флейтами заиграли возбуждающие мелодии. Аврелия старалась не обращать внимания на непристойные шутки и песни, но это было невозможно. Процессия двинулась вперед, а они продолжали кричать и петь. Если бы она выпила вина, то могла бы не обращать на это внимания, но традиция запрещала невесте много пить в день свадьбы.
– Ты прекрасна, – сказал Луций.
Голос мужа заставил ее вздрогнуть, ведь он сделал ей комплимент. Обычно он так не поступал, особенно при других.
– Б-благодарю.
Громкие крики и песни позволили Аврелии молчать до самого конца короткого путешествия.
В доме Луция Аврелия намазала дверные косяки маслом и животным жиром и привязала к створкам шерстяные нити. Луций, под громкие аплодисменты, перенес ее через порог, и они пошли к атриуму. Гости следовали за ними с громкими пьяными криками. Там Луций сделал ей официальные подарки – кувшин с водой и горящую лампу, – тем самым приглашая к себе в дом. Используя факел, который нес мальчик, ведущий процессию, они вместе зажгли лежавший в камине хворост, символизирующий их будущую жизнь вместе, и без дальнейших задержек проследовали в супружескую спальню; для этого им пришлось пересечь внутренний двор, специально украшенный по такому случаю.
Огромная кровать занимала большую часть комнаты, ярко освещенную многочисленными бронзовыми лампами. В углу стояла уродливая статуя бога плодородия Приапа с массивным фаллосом. Снова зазвучали непристойные шутки. Губы Луция дернулись, но Аврелия посмотрела на бога с ужасом, благодарная за то, что уже довольно давно невестам не приходится садиться на каменный член. Аврелия позволила матери снять огненно-красную подвенечную фату и туфли, густо покраснела, когда мать дала ей церемониальные советы, и с облегчением посмотрела вслед Атии и уходящим гостям. Луций закрыл за ними дверь.
