– Эй! Клянусь Гадесом, что вы тут делаете?
– Вооружайтесь, парни! – раздался другой голос. – Кто-то хочет украсть наших лошадей!
Снова раздались проклятия; затем послышался топот убегающих ног.
Квинт с облегчением опустился на холодную землю и напоследок увидел звездное небо у себя над головой. «Как красиво», – подумал он, а потом пришло забвение.
Боль. Волны боли, идущие от щеки, ребер и паха. Ее пульсации уносили Квинта за собой. Кровь ударяла по векам, в основание шеи, металась внутри головы. Он почувствовал, как по лбу, щекам и бровям течет пот. «Должно быть, я жив», – пришла невнятная мысль. Ему показалось, что у него склеились веки, но он сумел их разлепить и увидел перед собой темнокожего мужчину. За спиной у него стоял недовольный Коракс.
– Хорошо. Ты пришел в себя.
Коракс шагнул вперед, однако лекарь поднял руку. Центурион нахмурился, но остановился.
Квинт попытался что-то сказать и понял, что язык его не слушается.
– Выпей. – К его губам поднесли чашу.
Разведенное водой вино показалось Квинту нектаром. Он сделал пару глотков, и лекарь забрал чашу.
– Не слишком много. Я не хочу, чтобы тебя вырвало.
– Где я? – спросил Квинт.
– В лагерном лазарете. Вместе со своим другом.
Квинт огляделся, осторожно поворачивая голову, но с удовлетворением увидел, что на соседних койках нет гастатов. Солдаты вокруг делали вид, что не слушают, но он не сомневался, что они навострили уши.
– Мой друг, командир?
– Кусок дерьма, которого ты ударил кинжалом в ногу. Полагаю, это сделал ты?
Лекарь с недовольным видом уступил место Кораксу.
– Тебе не следует долго с ним говорить, командир. Он нуждается в отдыхе.
Коракс не ответил, и грек отошел в сторону, поджав губы.
– Ну, Креспо? – Глаза центуриона стали жесткими, как осколки кремня.
– Да, я ударил его кинжалом, командир.
– Почему?
– Он собирался меня убить.
– Проклятье, зачем ему тебя убивать посреди ночи, так далеко от наших палаток?
Квинт попытался собраться с мыслями. Он хотел открыть Кораксу правду, но, как и прежде, когда на него напал Мацерио, засомневался. Во-первых, вокруг было слишком много свидетелей. Да и в любом случае, если он все расскажет, подобное предательство сделает его отщепенцем в манипуле. И не будет иметь значения, что Мацерио со своими приспешниками пытались его убить. Сохранение кодекса чести солдата необходимо, чтобы товарищи продолжали тебя уважать. Квинт знал, что должен сам отомстить Мацерио, без вмешательства центуриона.
– Я задал тебе вопрос, солдат! – Коракс склонился над его кроватью. – Мне плевать на слова лекаря, который утверждает, что тебе необходим отдых. Отвечай, или останешься здесь еще на месяц после того, как тебя отделаю я!
«Должно быть, Коракс уже говорил с гастатом», – подумал Квинт. Что тот мог сказать? Он попытался отыскать правдоподобный ответ.
– Мы поспорили, командир.
Коракс поджал губы.
– Ясное дело. Выкладывай остальное.
– Ну, ты знаешь, как это бывает, командир. Он ветеран, а я – нет. Он надо мной издевался, мы стали обмениваться ударами. Мне досталось гораздо больше.
Молчание. Квинт старался сохранять хладнокровие под пристальным взглядом центуриона.
– Ты пил?
– Да, командир. – Радуясь тому, что Коракс его не перебивает, Квинт продолжал: – Я упал в грязь после возвращения из палатки моего друга. Поэтому все закончилось дракой.
Квинт понимал, насколько неправдоподобно звучит его рассказ, но ничего лучшего придумать не сумел.
– Какая куча навоза, – холодно сказал Коракс. – Солдаты, которые услышали про драку, видели, как несколько человек убежали прочь. Ты разглядел их лица?
– Нет, командир, – ответил Квинт, не глядя Кораксу в глаза.
– И ты не имеешь представления о том, кто это был? – У Квинта не осталось сомнений, что центурион ему не поверил.
– Так и есть, командир.
Квинт смотрел на Коракса, а сердце отчаянно колотилось у него в груди. Совпадает ли его рассказ с историей гастата?
Наступила долгая пауза.
– Тебе повезло, Креспо: гастат дал такие же объяснения. Он утверждает, что вы поссорились без всякой на то причины. Только не думай, что я поверил хотя бы одному вашему слову. Как только ты выйдешь отсюда, тебе предстоит месяц чистить отхожие места. Кроме того, в течение этого же периода ты будешь готовить для всей своей десятки. А еще каждое утро приходить ко мне для десятимильной пробежки в полном вооружении. И считай, что тебе повезло – ты не будешь разжалован.
– Да, командир. Благодарю тебя, командир.
Пусть гастат получит такое же наказание, молился Квинт.
На этот раз его просьба была удовлетворена.
– Если тебе интересно, твой друг будет наказан таким же образом, как только его отпустят из больницы. – Коракс немного помедлил. – И еще он получит десять плетей.
Квинта охватило любопытство и одновременно удовольствие.
– Почему так, командир?
– Клянусь Юпитером, он ветеран! Он должен был с легкостью разобраться с тобой, а вместо этого получил рану в свою паршивую ногу. Порка научит его быть не таким бесполезным.
Квинту вдруг показалось, что Коракс ему едва заметно подмигнул, и с трудом сдержал улыбку.
– Доложишь, как только тебя отсюда выпустят, – вернулся к делу командир. – Лекарь полагает, что это будет через два или три дня.
– Слушаюсь.
Несмотря на наказание, Квинт почувствовал себя довольным после ухода Коракса. Он ничего не мог доказать, но ему казалось, что центурион скорее на его стороне, чем на стороне гастата, из чего следовало, что Мацерио и остальным следует быть очень осторожными. Если Коракс обнаружит, что они совершили еще что-то неуместное, они горько пожалеют о своей оплошности. Но из этого не следовало, что он может расслабиться. Мацерио слишком опасен. Гнев наполнил Квинта. Этот мерзавец уже трижды на него нападал, и всякий раз юношу спасало лишь чудо. Он понимал, что нельзя допустить, чтобы Мацерио атаковал его первым еще раз. Пришло время преподнести ему сюрприз и покончить с ним навсегда.
Уже погружаясь в сон, Квинт понял, что сделать это легко не получится. Коракс будет наблюдать за ним.
Через два дня лекарь сказал, что юноша поправился, но ему не следует участвовать в тренировках с оружием от шести до восьми недель. Если он получит еще один удар в лицо, то не сможет нормально говорить или есть, объяснил лекарь. Квинт с облегчением вздохнул, когда Коракс не стал возражать. Тем не менее, остальные обязанности юноша мог выполнять. Он работал от зари до сумерек, бегал или копал отхожие места, а за ним наблюдал Коракс или кто-то из младших офицеров.
