– Антони, это просил передать мистер Рэзник за дополнительную уборку. – Оставшись в синагоге один, я в кухне разделся до гола, вымылся горячей водой и надел белую рубашку и костюмные брюки.
Когда я, как и обещал, пришел к миссис Кроцки, двери открыла Наоми. В гостиной на диване уже была постелена постель, на которой я должен был сторожить открытое окно, чтобы ночью какой-нибудь чудак не забрался сюда со двора. Миссис Кроцки уже отправилась спать в свою маленькую спальню. Когда Наоми сообщила об этом, я тут же поцеловал ее, и она продлила поцелуй. Губы у Наоми были упругие и гладкие, без единой шероховатости, как у некоторых очень молодых девушек. На ней была белая блузка с острым вырезом. Я провел пальцами по этому вырезу. Гладкая кожа. За столом я выложил из мешка половину фруктового торта и начатую бутылку бренди, которые принес из синагоги. Наоми только пригубила бренди и отщипнула кусочек торта. Я же выпил полбокала.
– Антони, хочешь чаю?
– Нет, – и я шепотом сказал ей в самое ухо: – Я хочу тебя, – и стал расстегивать ее блузку. Она сказала обиженным голосом:
– Антони, ты совсем не уважаешь меня?
– Наоми, ты понижаешь меня в ранге.
– Это как?
– Прошлый раз ты спрашивала, люблю ли я тебя, а теперь ты спрашиваешь, уважаю ли я тебя. А что выше, – любовь или уважение? – В большой спальне Наоми включила телевизор. Я обнял ее. Между нашими телами было слишком много материи. Это меня раздражало. Я стащил с себя рубашку, снова обнял Наоми. Чувствовать голой грудью ее жесткий бюстгальтер было неприятно. Я стал разнимать застежку бюстгальтера, сказал:
– Наоми, не надевай при мне бюстгальтер с твердыми чашками.
– Теперь других не бывает, – сказала она извиняющимся тоном. В постели простыня с дыркой уже не казалась мне пикантной деталью, а только признаком глупого ханжества. Между половыми актами я спросил:
– Твоя мать знает, что мы лежим в кровати, а не смотрим телевизор?
– Знает, – и она тихим голосом стала объяснять: – Мама всегда была безгрешной женщиной. Но она мудрая женщина и все понимает. Когда я сказала ей, что плохо себя чувствую и часто устаю, она сама первая сказала, что мне нужен мужчина. Это меня шокировало, но когда я тебя в первый раз увидела, я поняла, что она права. – Я спросил:
– Значит, она специально нас познакомила? – Наоми не ответила, обняла меня одной рукой, поцеловала в плечо. Когда она пошла в душевую кабину, я пошел за ней. Она сопротивлялась, но я крепко держал ее за руку. Душ мы принимали вместе. Наоми старалась повернуться ко мне спиной, отворачивалась, но я держал ее лицом к себе. Когда мы вытирались полотенцами, я приподнял на ладони ее большую грудь, и это привело меня в возбуждение. Наоми все пыталась высвободиться из моих рук, и это еще больше меня возбуждало. Прижав ее к себе, я сказал:
– Наоми, ты меня стесняешься. Почему? Ты же не девочка.
– Я не могу иначе, – сказала она жалобным тоном. – Я не могу, когда ты на меня смотришь. – Я снова почувствовал раздражение.
– Наоми, ты же не стесняешься меня, когда мы ебемся, а это куда интимней, чем просто смотреть. – В кровати мне была неприятна простыня с дыркой, хотя теперь она лежала смятой у нас в ногах. И еще раздражало присутствие в этой квартире миссис Кроцки, старухи с красными глазами, которая теперь спала в маленькой спальне и была мудрой женщиной, и все понимала. Когда я стал засыпать, меня тут же разбудила Наоми, деликатно тряхнув за плечо.
– Антони, тебе нужно пойти в гостиную на твою постель. – Но и в гостиной мне тоже не пришлось выспаться. Еще до рассвета Наоми разбудила меня и сказала, что мне надо уйти пораньше, пока еще все спят, чтобы на лестнице меня не увидели соседи. Домой ушел я сонным и раздраженным. Это было не внове. Так же крадучись я уходил от Розы и от многих других женщин.
С утра в офисе синагоги были Шали, Кенни, Хая и еще какая-то женщина, одетая сугубо по-ортодоксянски. Хая тут же спросила меня:
– Антони, ты не находил во время уборки золотую серьгу?
– Нашел.
– Это миссис Рэзник потеряла. – Только тут я узнал в ортодоксянке, повязанной по брови традиционным ортодоксянским платком, нарядно одетую и накрашенную даму, хозяйку вчерашней бармицвы. Я принес из кладовки серьгу, и все радостно мне улыбались и благодарили. Потом я выкатил из гаража сенокосилку, залил новую порцию бензина и подстриг газон перед синагогой. Проходящие мимо евреи улыбались и здоровались со мной.
В тот же день я на метро доехал до Манхэттена. Здесь я сдал уже в другой лавочке и другому еврею за полторы тысячи золотую цепочку с кулоном, доехал на автобусе до вокзала и взял расписание поездов от Нью-Йорка до Бостона и обратно, а заодно купил на вокзале карту дорог восточного побережья. Обычно по дороге в Бостон водители делают остановки в Нью Хэвене и в Провидэнсе. Можно доехать до Бостона и без остановок, как например, сделал бы я. Но женщины обязательно делают остановку у придорожного кафе сходить в уборную и выпить кофе, тем более, как я это отметил, она водит свой «фольксваген» осторожно и медленно, и дорога до Бостона у нее займет более четырех часов. У Бриджпорта есть удобные места с большими перепадами по высоте, где легко сбить машину под откос так, чтобы она несколько раз перевернулась. Но до Бриджпорта всегда большое движение. Много свидетелей. Если она остановится в Нью Хэвене, следует свернуть на боковую дорогу и незаметно выждать, пока она не отправится дальше. В районе Роуд Айленда есть удобные места с хорошими поворотами и крутыми откосами. У «линкольна» крепкие бамперы с загибами назад. Сделать вид, что собираешься обогнать малосильный «фольксваген», повысить скорость и резко ударить углом бампера чуть впереди двери «фольксвагена». На большой скорости удар получится достаточно сильный, чтобы «фольксваген» перелетел через ограждающие столбики под откос. Проезжающих машин здесь мало, тем не менее, могут оказаться свидетели. После столкновения не снижать скорости. Не доезжая Провидэнса есть поворот к Роуд Айленду. Здесь дорога пустынна. Доехать до топкого залива, содрать номера с «линкольна», раздеться на берегу, чтобы не замочить одежды, загнать «линкольн» в болото, одеться, дойти пешком до вокзала Провидэнса, вернуться в Нью-Йорк на комфортабельном поезде с вагоном рестораном.
Теперь главным оставалось – нанести прощальный визит. Без предварительного телефонного звонка. В отношении времени она дисциплинирована и должна четко планировать свои действия. Конечно, накануне отъезда, в субботу вечером, она будет дома для окончательных сборов. Это будет короткий, почти официальный визит в традиционной английской манере, чтобы в нейтральном разговоре выяснить некоторые детали, в первую очередь – время ее выезда из Нью-Йорка. Надо будет следовать за «фольксвагеном» на таком расстоянии, чтобы она ничего не заподозрила. Однако, она могла и обмануть меня. Предвидя мой прощальный визит, она может переменить свои планы и выехать на день раньше. А может быть она заранее решила выехать в субботу, а мне сказала, что выедет в воскресенье. Хотя такая хитрость была ниже ее достоинства. Все же для верности надо нанести ей визит не в субботу, а в пятницу.
