Последние два часа старушка лежала на кровати с закрытыми глазами, но сейчас она села, повернулась к Сью и спросила:
– Ты девственница?
Сью глядела вниз на ковер, на свои ступни, куда угодно, но не в глаза бабушке. Ее лицо пылало от смущения, и она поняла, что не сможет ответить на этот вопрос.
– У тебя был секс? – мягко поинтересовалась бабушка.
Сью понимала, что ее ответ важен, знала, что это должно иметь какое-то отношение к капху гирнгси, но все не решалась посмотреть бабушке в глаза.
– Нет, – сказала она.
– Ты не приняла и не попробовала семя мужчины?
Попробовала? И это говорит ее бабушка? Сью быстро отрицательно покачала головой, все еще не поднимая глаз и желая оказаться где-нибудь в другом месте.
– Хорошо, – сказала бабушка, погладив ее по голове. – Ты – вторая из семи.
– А кто первая? – спросила Сью.
– Я.
– А другие?
– Я не знаю. Возможно, человек зеркал, возможно, полицейский.
– Пи Ви и Роберт? А как насчет Рича, моего редактора?
Взгляд ее бабушки помрачнел.
– Нет.
Волна холода охватила девушку. Сью кивнула; ей хотелось узнать почему, но она не отваживалась ставить под сомнение бабушкину мудрость.
– А как насчет отца? – спросила девушка.
У нее было чувство вины, поскольку ее родители, особенно отец, во время всех этих событий оказались отодвинуты в сторону. Это казалось Сью неправильным; несмотря на все проблемы в общении – как внутри семьи, так и вовне ее, – которые были у родителей, они должны быть в центре внимания, ее и бабушки.
– Нет, – сказала старушка.
Сью снова опустила глаза в пол и облизала губы.
– Почему это важно, что я… девственница? – Ей было трудно произнести это слово. – А если бы я ею не была?
– Не было бы никакой разницы.
Теперь Сью посмотрела на бабушку.
– Тогда почему ты спросила?
Та чуть-чуть улыбнулась.
– Мне просто хотелось знать.
Сью непонимающе моргнула, а потом тоже улыбнулась. Бабушка просто проявила любопытство. Среди окружающего их ужаса и сумасшествия это показалось ей забавным.
И в первый раз за весь этот долгий и трудный вечер Сью рассмеялась.
Рич проснулся, почувствовав руку на своем пенисе. Пальцы жены крепко сжимали его, а большой палец массировал и стимулировал чувствительную область на его головке. Он открыл глаза, посмотрел на Кори и освободился от ее руки.
– Не нужно этого. Мне не хочется.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Просто не хочется. Я не в настроении.
Кори сверкнула на его глазами.
– Тогда от кого ты это получаешь? От той восточной шлюхи?
– Что?
– Это она обслуживает тебя? Такие у вас занятия?
– О чем, черт возьми, ты говоришь? Это ведь ты больше не хотела секса. Ты месяцами вела себя так, будто секс – это не то, чем занимаются добрые христиане.
– Да? Ну а теперь я этого хочу.
– Ну а я – нет.
– Почему? Ты уже больше не мужчина?
Он лег набок, отвернувшись от нее.
– Я не хочу слушать эти…
– Или мисс маленькая гонконгская шлюшка высосала из тебя все силы прошлой ночью?
Рич сел.
– Всё, прекрати. Я уже достаточно наслушался твоего дерьма.
– Правду слушать неприятно, так ведь?
На ее лица была злобная улыбка, в глазах – какое-то жестокое презрение, и Рич подумал, что это не Кори, не та Кори, которую он знал.
Анна уже проснулась и смотрела мультики, поэтому он заставил себя придать лицу приветливое выражение, пока готовил завтрак. Кори вышла из комнаты, уже одетая для работы, когда он стирал остатки яичного желтка с лица дочери махровой салфеткой.
– Привет, мамочка, – сказала Анна. В ее голосе прозвучала какая-то необычная формальная нотка, и Рич посмотрел на нее.
Кори улыбнулась дочери, убрала ее волосы со лба и поцеловала в лобик.
– Доброе утро, красавица.
Анна провела рукой по лбу, как бы стирая поцелуй, и нахмурилась.
– Я отвезу тебя в школу, а папочка заберет оттуда, ладно?
– Я хочу ехать с папочкой, – сказала Анна.
– Ты поедешь с мамой, – велел ей Рич.
Анна ничего не ответила.
Кори выпрямилась и равнодушно посмотрела на Рича.
– Я могу сегодня прийти поздно. Не жди меня.
Рич бросил салфетку в раковину, посмотрел на жену и нахмурился.
– Я хочу, чтобы ты была осторожна.
Она холодно смерила его оценивающим взглядом.
– Ты думаешь, я не могу о себе позаботиться?
– Это не так.
– Тогда в чем дело?
– Я беспокоюсь о тебе. Я переживаю. Мне не все равно.
– О! Диктовать мне – это способ показать свою заботу?
– Я просто сказал: будь осторожна.
– Я могу позаботиться о себе. Я в лучшей форме, чем ты. По крайней мере, я занимаюсь физическими упражнениями. Все, что ты делаешь, – это сидишь все время у своего проклятого компьютера.
– Ты не в лучшей форме, чем были Мануэль Торрес или Терри Клиффорд.
Кори отвернулась от него.
– Ну и прекрасно.
Рич повернулся к Анне, наклонился и легонько шлепнул дочку по попе.
– Иди почисти зубы, – сказал он. – Мамочка уже собралась.
Анна поспешила в коридор, а Рич остался с Кори.
– Почему мы все время ссоримся?
– Потому что мне не нравится, как ты со мной обращаешься.
– Как я с тобой обращаюсь? Здесь происходят убийства, поэтому я говорю тебе, чтобы ты была осторожной, а ты набрасываешься на меня.
– Мне не нравится твой снисходительный тон.
– Иди к черту.
Рич отправился на кухню, схватил со стойки тарелки, свою и Анны, и поставил их в раковину.
Кори, уходя по коридору, сказала нежным голосом:
– Не пытайся вымещать на мне свое мужское бессилие. – А потом одарила его изысканной улыбкой.
Дела в газете шли теперь по-другому, особенно в обеденное время.
Сидя за столом, Рич вычитывал свой отчет о заседании Совета. Посмотрев на Анну и Сью, сидевших вместе за дальним столом и разговаривавших, он улыбнулся. Сейчас, когда Рич был здесь вместе с ними, у него возникло такое ощущение, будто они были семьей. В их общении была какая-то естественность, уютная привычность. Это чувство существенно отличалось от того, что он испытывал относительно Кори. Когда он, жена и дочь собирались вместе, это было похоже на встречу двух родителей-одиночек, воспитывающих общего ребенка. Сейчас уже не возникало того ощущения общности, когда-то свойственного их отношениям с Кори, а теперь появившегося в его отношениях со Сью.
