Кори тоже была напугана, но ободряюще улыбнулась дочери.
– Совсем нечего бояться, – прошептала она.
– Я хочу домой.
– Тише.
Кори положила руку на плечо Анны и сосредоточила свое внимание на пасторе. Она слышала плач и крики других напуганных детей и шепот родителей, пытавшихся их успокоить. Воцарившийся в церкви страх был почти материален, хотя молодой женщине было непонятно, почему слова пастора вызвали такую реакцию.
Проповедь продолжилась. Это была гипнотическая смесь из пересказа бесед пастора с Иисусом, пророчеств из Библии и его личной интерпретации того и другого. Уиллер детально описал свой план строительства церкви Живого Христа, призвал всех помочь в сборе пожертвований и добровольно работать для завершения его проекта, который навсегда изменит судьбу человечества.
Уиллер был вдохновляющим, умелым оратором. Кори должна была это признать. Страх, повисший в воздухе вначале, превратился в предвкушение и ожидание, а потом в восторг. Мужчины, окружавшие ее, распевали «Слава Господу!», а женщины выкрикивали «Аллилуйя!», и Кори вдруг сама почувствовал, как ее захватывает, несмотря на страх, вихрь восторженных эмоций, вдохновленных словами пастора.
Только вот… Где-то в глубине души она не могла понять, зачем понадобилась Уиллеру вся эта мирская суета – просьбы о пожертвованиях и помощи волонтеров, – если Иисус уже поручил ему строить Его церковь. Разве Иисусу, который мог исцелять больных и оживлять мертвых, нужны были все эти обычные приемы телевизионных проповедников, чтобы гарантировать, что Его воля будет выполнена?
Пастор Клэн Уиллер снова взглянул на Кори, и женщина содрогнулась, ощущая свою вину за святотатственную мысль. Кто она такая, чтобы сомневаться в действиях Всемогущего?
Кори провела остаток проповеди, сосредоточившись взглядом на спинке скамейки в предыдущем ряду и стараясь вслушиваться в слова проповедника.
После службы они с Анной быстро пошли к своей машине. Девочка, обычно воодушевленная и чрезмерно разговорчивая, после вынужденного молчания в церкви была тихой и немного подавленной, поэтому они шли молча. И другие прихожане почти не говорили друг с другом, тихо подходя к своим легковушкам и пикапам.
Кори шагала к их «Ниссану». Внешне все было нормально: она шла, держа за руку Анну, на ее лице застыло обычное спокойное выражение, но на душе было мятежно. Она была напугана, глубоко, по-настоящему напугана, и казалась себе персонажем когда-то увиденного фильма, знавшего, что конец света неизбежен, но не имевшего возможности поделиться этой информацией с окружающими людьми, беспечными и счастливыми.
Но почему Второе Пришествие вызывало у нее подобные чувства?
Второе Пришествие.
Она хотела разделить свой груз с Ричем, рассказать ему о происходящем, он бы успокоил ее и убедил в том, что все будет в порядке. Но она знала, что Рич не поверит в пришествие Христа. Он объяснит это религиозным энтузиазмом, подумает, что Уиллер или лгал, или был введен в заблуждением собственным фанатизмом.
Кори, вероятно, подумала бы так и сама, если бы не знала Уиллера и сама не слышала, как он говорил со своей паствой; не существовало никакого способа правдоподобно имитировать это сверхъестественное воодушевление, эту способность вызвать ликование и страх, которой он обладал.
И так было всю эту неделю, только что поняла она.
Они добрались до машины, Кори достала ключи из сумочки и открыла дверцу машины для Анны.
– Иисус действительно говорил с пастором? – спросила дочь.
Нет не говорил, хотелось ответить Кори, но она поняла, что не сможет лгать дочери.
И почему бы ей хотеть лгать?
– Да, говорил, – ответила девочке мать.
Она обошла машину и подошла к водительской дверце. Анна дотянулась до замка со своего места и отперла дверь.
– Иисус страшный? – спросила она.
– Перестань задавать так много вопросов.
Анна упрямо сложила руки на груди.
– Отлично. Тогда я спрошу у папочки.
Кори вздохнула.
– Нет, Иисус не страшный. Иисус добрый. Иисус любит тебя.
– Как песнопения?
– Да. – Кори включила мотор.
– Ты не хочешь, чтобы я спросила у папочки, правда?
– Нет. Я не думаю, что нам следует говорить об этом папочке. У него сейчас там много дел и… я просто не хочу, чтобы ты рассказывала ему о том, что поведал нам пастор. Я скажу папочке, когда придет время, ладно?
– А если он меня спросит?
– Он тебя не спросит.
– Ты хочешь, чтобы я лгала папочке?
– Нет, я не хочу, чтобы ты лгала, – сказал Кори раздраженно. – Анна, пристегни ремень.
– Иисус страшный, разве нет?
Они отъехали от тротуара.
– Мамочка?
– Я не знаю, – призналась Кори. – Может быть, да.
Зазвонивший телефон разбудил Роберта в самой середине сна.
Он был единственным живым существом на Земле и бродил по бесконечной пустыне, переступая через мертвые высохшие тела мужчин и женщин, детей и домашних животных. Он старался смотреть не под ноги, а на далекий плоский горизонт, потому что знал, что если посмотрит вниз, то увидит тысячи пустых глазниц, уставившихся на него.
Звонок телефона спас его, вытащив из этого адского мира, и он почти сразу снял трубку, мгновенно проснувшись. Посмотрел на светящийся в темноте циферблат часов и отметил время. Десять сорок. Он спал всего двадцать минут?
– Картер слушает.
– Шеф? – Это был Стю.
– Да. В чем дело?
– Какие-то вандалы разгромили кладбище.
– Ради всего святого, ты разбудил меня из-за этого?
– Я…
– Тебе не обязательно звонить мне всякий раз, когда какой-нибудь пьяный подросток споткнется о могильную плиту…
– Могилы были раскопаны.
Роберт сел и отбросил одеяло.
– Могилы? Несколько?
– Много.
– Я встречусь там с тобой в пять.
Роберт повесил трубку, надел брюки, натянул все еще застегнутую рубашку – он просто стащил ее через голову, когда ложился спать, – и быстро пригладил волосы рукой. Потом обулся, схватил с комода ключи и бумажник и поспешил на улицу, на ходу пристегивая кобуру. Когда Роберт тронулся, в зеркале заднего вида он видел облако пыли, поднятой покрышками его машины и подсвеченной красными габаритными огнями.
Патрульная машина Стю была уже на кладбище, припаркованная прямо напротив кованых ворот, и Роберт знал из переговоров по радио, что Тед тоже был с ним. Красно-синие мигалки были выключены, но прожекторы на патрульной машине были направлены на кладбище; они освещали все, что располагалось непосредственно за воротами, и создавали странную иллюзию плоского пространства. В лучах мощных галогенных ламп кладбище было похоже на театральную декорацию – из-за слишком резкого контраста света и теней, мешавшего разглядеть и оценить причиненный ущерб через пыльное ветровое стекло.
