— Уходите, — сказал он. — Прямо сейчас. Накиньте шаль, как будто вам холодно. Под шаль спрячьте вот это. — Он быстро сунул в руки девушки пару свертков: кремень и огниво в мешочке, пакетик соли, пистолет, деньги. — Идите не спеша, как будто решили размять ноги. Не смотрите ни на кого, как будто так и надо. Не останавливайтесь и ни с кем не разговаривайте первая, не привлекайте внимания. Если вас спросят, скажите, что только немного пройдетесь. А на самом деле уходите с парохода и постарайтесь добраться до ближайшей улицы. Там есть бакалейная лавка. Войдите туда и ждите меня.
— А вы?
— Я приду позже. Нам нельзя уходить вместе. Они ищут двоих — мужчину и женщину. Никто не обратит внимания на одинокую женщину и одинокого мужчину. — Лясота распихал по карманам сюртука кое-какие мелочи, окинул взглядом каюту, в которой им так и не пришлось заночевать. — Остальные вещи придется тут бросить. Вам не жалко?
В бауле, который лежал на кровати, осталось ее старое дорожное платье, сменное белье, чулки, перчатки и шляпка. Бросить свое платье?
— Нет, — с тоской вздохнула она. — Не жалко.
Лясоту удивило такое признание. Он знал, что женщины с особым трепетом относятся к своим нарядам и многочисленным мелочам от носовых платков и перчаток до каких-нибудь булавок. Поленька, помнится, тряслась над каждым лоскутком, не желая ничего терять. А эта девушка так спокойно расстается с единственным своим добром… Впрочем, единственным ли? Небось дома у отца у нее полные сундуки платьев, сорочек, чулок и перчаток. Но до Загорска еще надо добраться. И не так уж она безучастна, было заметно, что княжна огорчена, но старается не показать вида. Это ему понравилось, и Лясота тихо коснулся рукой ее локтя, желая приободрить.
— Тогда идите.
Не чуя под собой ног, девушка переступила порог каюты. На палубе прогуливались пассажиры. Раздосадованные задержкой, они на все лады честили капитана, полицию, современное общество и нынешнюю молодежь. Владислава улыбнулась, расправив плечи. Вспомнились наставления матери: «Ты выше их, девочка моя. Будь горда собой и ничего не бойся! Иди!»
И она пошла неспешно, надев на лицо легкую задумчивую улыбку, за которой прятала страх. Он рос в сердце тем больше, чем ближе она подходила к трапу. Одна, без спутников. Легко и непринужденно. Только бы ее не остановили! Что она отвертит?
Обошлось. Окружающие были настолько уверены, что девушка ее круга никуда не может пойти одна, что даже не смотрели в ее сторону. Ну максимум дойдет до борта. Ну, спустится по ступеням на пристань. Ну отойдет на несколько шагов в сторону, чтобы не мешать кому-то еще. Но чтобы вообще уйти с пристани?
Владиславе казалось, что десятки пар глаз буравят ей затылок и, словно ножи, впиваются между лопаток, но она не смела обернуться. Держа спину прямо, а голову высоко, она плавной походкой, как будто была на светском рауте, миновала прибрежные строения и тихо вышла на улицу.
Бакалейная лавка оказалась не прямо тут, а шагах в пятидесяти дальше по улице. Владислава переступила порог, вдохнула душный спертый воздух, пропитанный запахами перца, мяты, свечного воска, пыли и почему-то яблок. Осмотрелась, разглядывая полки с товаром и широкий прилавок. Она ни разу не была в таких лавках и ненадолго забыла обо всем.
В лавке был народ — приказчик за стойкой обслуживал трех купчих. Две мещанки о чем-то шушукались, выбирая приправы. Сквозь распахнутую заднюю дверь было видно, как два молодчика перетаскивают с места на место тюки и коробы с товаром. Мальчишка на побегушках сунулся было к девушке с обычным «чего изволите?» — но Владислава покачала головой.
— Я сама выберу, — пробормотала она, чувствуя страх. Петр Михайлик велел ждать здесь. Но сколько времени ей придется ждать? Она крепче стиснула под шалью кошелек. Что будет, если он не придет? Наверное, ей надо будет купить что-нибудь для отвода глаз, а потом… уходить? Куда? Она даже не помнит точно названия этого городка! Не то Вызимы, не то Изюм… А на нее уже посматривают, и не только приказчики, но и покупатели. Ну да, городок-то маленький, каждый человек на виду, тем более недалеко от пристани. Ох, что же делать?
— Барышня!
Владислава невольно вскрикнула, стремительно обернувшись.
— Что ж вы скачете-то так? — Крепкие пальцы схватили ее за локоть. — А ну как ногу подвернете, как в прошлый раз? То-то матушка огорчится! Всыплет Митьке Пашкину по первое число ни за что ни про что! А все почему? Митька всего на час отвернулся, а барышня и в лавочку забеги! Чего купить изволили?
Лясоту было не узнать. Нет, то есть Владислава видела все того же Петра Михайлика, с которым путешествовала уже третий день, но поведение его разительно переменилось. Сейчас это был обычный лакей, фамильярничающий с господской дочкой.
— Я… — пролепетала Владислава, — я ничего…
— Еще бы! А все потому, что Митька Пашкин обо всем позаботился. Да идемте скорее, барышня! Маменька заждались. Возок давно заложен, а нам до сумерек надо позарез до почтовой станции добраться! Всыплют, ой всыплют Митьке Пашкину по первое число! Маменька ваша крута, да и тетушка, ежели к именинам опоздаете…
Продолжая балагурить, он вывел девушку из лавки, заботливо, но твердо придерживая за локоток, и не сразу замолчал уже после того, как за ними закрылась тяжелая дверь. Грохнул привязанный на веревке кирпич.
За порогом Лясота прибавил шагу, едва не волоча девушку за собой и стремясь как можно быстрее добраться до угла. Завернув, пошли медленнее, но все равно не как на гулянье. Владислава только успевала вертеть головой из стороны в сторону, рассматривая двухэтажные добротные дома — первый этаж каменный, второй деревянный. Почти в каждом доме лавка или кустарная мастерская, за тесовыми воротами — дворы и сады с яблоками и грушами. Вдоль полосы утоптанной до твердости камня земли — проезжей части — бродили куры и козы, пощипывая пробивающуюся сквозь доски пешеходного настила траву. На перекрестке в большой луже лежала свинья. Ее пришлось обойти чуть ли не боком и тут же остановиться совсем, чтобы дать дорогу телеге, груженной какими-то мешками.
— Поживее, барышня, — сквозь зубы цедил Лясота, возобновляя путь. — Некогда по сторонам глазеть! Вниз под горку, а там окраина и огороды.
— А возок? — удивилась Владислава.
— Какой возок? А, вы про это… Забудьте, барышня. Нет возка и не было.
— Так зачем же вы…
— Не кричите, — он крепче сжал ее локоть, — собак не дразните. Полиция сейчас «Ласточку» досматривает. Вот-вот нас хватятся. Я еле улизнуть успел. Начнут розыск — в два счета на ту лавку выйдут. Начнут спрашивать, что да как — и что вы думаете, им приказчик скажет? Что была барышня, торопилась к тетке на именины, уехала в возке с маменькой и лакеем Митькой. Искать станут… А кого?
Думала Владислава недолго, пока не сообразила, что никакого Митьки Пашкина нет и не было. Заметив, что лицо ее прояснилось, Лясота подмигнул девушке, и та мигнула ему в ответ.
13
Князь Михаил стоял у постели и молча смотрел на спящую жену.
