Лясота сидел напротив атамана, ел и пил за троих. На него смотрели со всех сторон, но он не особо обращал внимания. Есть хотелось ужасно, а на пустой желудок и помирать приятнее. К тому же его пустили за общий стол. Стало быть, не убьют сразу. А раз так, можно потрепыхаться.
Владислава была тут. Ее тоже переодели в простое платье с передником. Девушке велели подносить закуску, и Лясота видел, как она смущается и краснеет, изо всех сил стараясь сохранить достоинство. Ему даже стало ее жалко — столько испытаний выпало на долю этой девушки! Их взгляды встретились. Оба ненадолго застыли, забыв об остальном мире.
— Ну, — вернул с небес на землю окрик Тимофея Хочухи, — гость дорогой, Петр Михайлик, ты поел-попил?
С усилием отведя взгляд от лица Владиславы, Лясота вытер покрытый щетиной подбородок.
— Сыт я, спасибо хозяевам за заботу и ласку.
— А раз сыт, так не пора ли ответ держать? Сам-то откуда будешь?
— Издалека.
— А за Камнем как очутился?
— Как все.
— Надолго осудили?
— Сколько ни дали — все мое.
— Да ты не таись! — усмехнулся атаман. — Тут все свои. Людишки битые-перебитые, кнутами поротые. И беглых среди нас тоже полно. Кто от барщины, кто от суда неправедного. Нет на земле для простого человека правды — всю ее богатеи забрали. И ты небось за правду тоже пострадал?
Лясота опустил взгляд. Да, за правду! Но смотря что под этой правдой понимать.
— За нее, — промолвил негромко. — И за общее дело.
— Ишь ты! — Тимофей Хочуха окинул взглядом своих разбойников. — А ты, часом, не из этих…
Лясота поднял голову. В двух шагах от него, за спинами сидящих у стола мужиков, стояла княжна Владислава, неловко прижимая к себе большую миску, полную квашеной капусты. Стояла и смотрела на него во все глаза.
— Из каких этих? — промолвил он, не сводя глаз с девушки.
— Из политических.
Лясота все еще смотрел на Владиславу. А, не все ли равно!
— Да.
После этого за столом ненадолго установилась тишина.
— И чего ты… — начал было Тимофей Хочуха.
— Десять лет, — коротко отрезал Лясота, снова вгрызаясь в хлеб и мясо. — И еще на двадцать — на поселение.
Протиснувшись между сидящими, княжна поставила на стол миску с капустой. Торопясь, пока девушка не убрала руки, Лясота полез туда всей пятерней.
— А ты, стало быть, утек? — спросил кто-то из его соседей.
— Утек.
— Тогда тебе никуда хода нет, — подвел итог Тимофей Хочуха. — Ты, я вижу, парень рисковый. Небось и крови не боишься?
— Не боюсь.
— Так оставайся с нами! Мы тоже за правду боремся. И за справедливость.
Лясота взял кружку, полную браги. Посмотрел через стол на атамана.
— Почему бы и нет? — сказал. — За справедливость!
Разбойники сдвинули кружки, поддерживая клич.
Владислава не находила себе, места. Девушке было страшно. Она поняла, что, спасшись от колдуна, угодила из огня в полымя. Там хоть тот жуткий старик обещал, что она может уйти одна. А здесь? Вправду писать отцу, чтобы освободил ее за выкуп? А вдруг разбойники обманут? Скажут — не дошло письмо. Или что князь Загорский не поверил и отказался платить. И что с нею тогда будет?
Одно поначалу радовало — Петр Михайлик снова стал человеком. Он теперь сможет ее защитить. Ободренная этой мыслью, Владислава даже согласилась вместе с другими прислуживать разбойникам за столом, чтобы лишний раз полюбоваться на своего спутника в прежнем обличье и самой напомнить о себе. Время от времени он бросал на нее взгляды, и это согревало девушку. Хотелось улыбаться в ответ. Но потом он сказал… сказал… Какой Камень? Не Каменный ли Пояс — горы, которые издавна делили империю на две части и к которым ближе всего было именно княжество Загорское? За Камнем лежит суровый, жестокий край, населенный дикими зверями и дикими людьми — так ей рассказывали. Туда император издавна высылал преступников, которым не было места среди обычных людей. А Петр оттуда? Он что, тоже преступник? Что он там говорил про десять лет и поселение? Господи, куда она попала и что с нею будет?
Пирушка у разбойников продолжалась несколько часов, даром что сели с утра пораньше. Когда они распоясались и принялись хватать девок, сажая их себе на колени, Владислава испугалась, не зная, куда деваться. Сразу двое с двух сторон схватили ее — один за подол, другой за запястье.
— А ну-ка, поди сюда, ягодка!
— Не замай! — прозвучал негромкий голос.
— Чего?
— Оставь, говорю, девку!
Владислава не удивилась, узнав Петра Михайлика. Он приподнялся из-за стола, упираясь в него кулаками. Рукава рубахи были слегка засучены, и девушка невольно опять глянула на старые шрамы на запястьях.
— Ой-ой, напужал! — Разбойник дернул Владиславу на себя, выкручивая ей руку. — Твоя она, что ли?
— Не моя. — Лясота не смотрел на девушку, а она не сводила с него глаз. — Но и не твоя.
— Ха! Попробуй, отними! — Разбойник рывком усадил княжну себе на колени.
Та вскрикнула, почувствовав его руку на талии.
— Она — княжеская дочка, — сквозь зубы прорычал Лясота. — За нее выкуп обещан. Сам посуди, чего князь с вами всеми сделает, если не получит свою дочь нетронутой!
— Врешь!
— Дело он говорит, — неожиданно вмешался сам Тимофей Хочуха, на миг оторвавшись от своей Настасьи, которая первая ластилась к нему. — Не тебе, рожа козлиная, ее первому лапать!
Такой отпор от самого атамана разбойник не ожидал. Руки его разжались.
— Иди сюда, — в первый раз взглянув на княжну, велел Лясота.
Сейчас Владислава была готова кинуться кому угодно на шею, только бы ее не трогали. Она проворно вскочила, бросилась к Петру, но ее дернули за подол.
— Э, нет, атаман, так не пойдет! — Обиженный разбойник не собирался отпускать свою добычу. — Ты сам говорил, что мы за справедливость и чтобы все было поровну. А тут чего? Раз она княжеская дочка, то ее пальцем не тронь? Да еще отдай этому хмырю? Где справедливость? Девка она девка и есть… Ты рожи-то не строй! — огрызнулся он на Лясоту, который сидел с каменным лицом. — Не погляжу, что каторжный, враз уму-разуму обучу!
Лясота похолодел. Страха не было — голову затуманила злость.
— У тебя никак зубы лишние? — промолвил он. — Могу избавить.
— Да я тебя… Я тебя…
Отпихнув Владиславу, разбойник полез через стол с кулаками. Лясота вскочил.
— Оба цыц! — рявкнул Тимофей Хочуха. — Драки не допущу. Девку — под замок, а вы, псы, по местам. Настасья, поднеси им мировую. Промеж своих драк мне чтобы не было!
