— Жрец Волоса? — как со стороны, услышал Лясота свой голос.
— Может быть. Как бы то ни было, слишком много совпадений, что дает мне право утверждать: князь Михаил Чарович причастен к похищению Владиславы Загорской. И если его не остановить, он может наконец отпереть врата подземного мира. И кто знает, что тогда произойдет.
Лясота потер руками лицо, задевая подбородком свои кандалы.
— А я? — промолвил он. — Что могу сделать я?
— Вы — ведьмак. Не самый лучший ученик, если судить по вашим старым испытаниям, к тому же потерявший большую часть своей Силы. Но я все-таки буду настаивать, чтобы именно вас отправили в Загорье разбираться с этим делом.
В Загорье? Его? Лясоте показалось, что он ослышался? Не издевается ли над ним инквизитор?
— А если я откажусь? — хрипло спросил он.
— Не откажетесь. — Его бывший наставник был спокоен и холоден. — Вы — офицер. Дворянин. Вас лишили имени и чести, но есть кое-что еще. Я знаю все о вашем Обществе. Вы ведь хотели положить жизни на алтарь отечества, вы боролись за лучшую участь для него. Всем известно, чем закончилась эта борьба. Восстание подавлено. Но не все его участники казнены. Они живы. Самим своим существованием — там, за Каменным Поясом — они продолжают свое дело. И у вас есть шанс внести посильный вклад. Помочь своей стране, исполнив свой долг офицера, гражданина и честного, человека.
— «Гражданина»! — фыркнул Лясота. — И это мне говорите вы!
— Однако, — как ни в чем не бывало, продолжал Юлиан Дич, — у вас есть, так сказать, и личные мотивы. Я имел беседу с князем Загорским. Он утверждает, что его дочь влюблена в вас.
— Владислава? — После всего услышанного это было самое вероятное. Ведь он же помнил ее глаза, ее голос. Значит, предчувствия не лгали? И Владислава…
— Соврите теперь, что вы к ней равнодушны! — с усмешкой бросил Юлиан Дич. — Как бы то ни было, я даю вам шанс. Официально вас нет. У вас три имени. Сюда вы поступили под одним, отсюда выйдете под другим, и никто ничего не сможет доказать. Если, скажем, Ивана Горского на этом пути постигнет неудача, какой смысл наказывать за чужие грехи Петра Михайлика? И наоборот. Если же вы сделаете то, о чем я вас прошу, вам представится возможность заслужить прощение. Восстановление в правах, возвращение имени, офицерского звания, титула. Вы согласны спасти мир… и любимую девушку?
33
Она брела в густом лесу, ничего не видя в темноте. Слепо протянутые руки натыкались на стволы деревьев и кустарник. Одной рукой отводя ветви от лица, другой она нащупывала путь, вздрагивая всякий раз, как босая нога касалась толстой лесной подстилки — мелких веточек, колючек, шишек, порой травы и чего-то скользкого и мягкого. Несколько раз она наступала на что-то острое, однажды ногой попала в лужицу, в другой раз что-то зашевелилось под ступней, рванулось прочь. Пахло прелой листвой, грибами, травами. Но мрак царил такой, что больно было глазам.
Над головой смыкались ветви, закрывая собой небо. Но она знала, что в мире ночь, и мечтала только о том, чтобы выбраться на открытое пространство. Слишком долго она блуждает в этом странном лесу.
Огонек? Не может быть! Это ей мерещится. Вот он пропал… Так и есть.
Нет, появился! Скорее туда!
Больше не замечая ни колючек, ни грязных луж под ногами и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки и цеплявшиеся за платье сучки, она поспешила на огонек, молясь лишь об одном — чтобы он не исчез. Чтоб у нее хватило сил добраться до него, чтобы это не было миражом, чтобы…
Это не было миражом, но, раздвинув руками последний вставший на пути куст, она увидела крошечную полянку, на которой стояла небольшая избушка, окруженная тыном из отесанных кольев. Одни колья были невелики, чуть ниже человечьего роста, другие — в два раза выше. За частоколом виднелась крыша. В ночное небо — тут его было видно — поднимался белесый дымок.
А источником света служил человеческий череп, укрепленный на одном из шестов. Желтое сияние лилось из его глазниц, и она оцепенела, не в силах сдвинуться с места. Вспомнилась другая ограда, украшенная черепами…
Ноги приросли к земле, дыхание перехватило. От страха закружилась голова, в ушах зашумела кровь, и она не сразу услышала низкий сиплый голос:
— Чего встала? Иди!
Не в силах сопротивляться, она сделала шаг… другой…
Частокол оказался не сплошным, в одном месте нашлась калитка, легко распахнувшаяся от первого же прикосновения. За оградой не было ничего, только маленький домик, не больше сажени в длину и такой же в ширину. Низенькая дверца, над нею — отверстие, откуда валил дым.
— Ты кто такая? — опять прозвучал тот же голос. Доносился он, как ни странно, откуда-то со стороны, и гостья завертела головой, отыскивая его источник.
— Я заблудилась.
— Немудрено. Здесь нет дорог.
— Мне надо отсюда выйти. Как мне…
— А я почем знаю? Кто тебя сюда завел, тот пусть тебя и выводит!
— Но я не знаю, как сюда попала! — От разочарования, чужой грубости, усталости и обиды она заплакала. — Я не знаю, что мне делать!
— Вон, — сиплый голос чуть-чуть потеплел, — он тебя доведет.
— Кто? — встрепенулась она.
— Обернись!
Она бросила взгляд назад. Никого. Только череп на шесте сверкает желтыми глазницами, как живой.
— Это… он?
Ответом была тишина. Только огонь в глазницах вспыхнул чуть ярче.
Протянув руку, она осторожно коснулась шеста, на котором торчат череп. На ощупь выяснилось, что череп торчал на палке, которая была прикручена к шесту простой веревочкой. Развязав узелок, она взяла палку, сделала робкий шаг, другой…
Мир изменился. Это стало понятно сразу. Кромешный мрак исчез, уступив место обычной ночи. Сияние из глазниц черепа освещало ближайшие кусты и деревья. Можно было выбирать, куда поставить ногу, чтобы не наступить в грязную блужу или на кочку сырого мха, не ушибить о камень босые ноги, вовремя заметить потревоженную светом змею, не напороться на сучок. И сам лес стал реже. Она приободрилась, прибавила шагу, несмотря на усталость. Может быть, она найдет дорогу домой?
В лесу не было мертвой тишины. Шелестела сонная листва, поскрипывали стволы деревьев, где-то время от времени слышались крики ночных птиц. Но вот впереди послышался новый звук. Он приближался. Топот копыт. Всадник?
Она прибавила шагу. Кто бы это ни был, вряд ли это дикий зверь. А если и зверь, что с того?
Темная тень показалась впереди. Всадник на вороном коне направлялся ей навстречу. Высокий, худощавый, в остроконечной шапке, с падающими на плечи черными волосами, одетый во все черное, он ей кого-то напоминал. Уже хорошо — значит, не совсем незнакомец. Значит, ему можно довериться и попросить, чтобы он вывел ее из этого странного леса.
