Через несколько минут они достигли ворот казарм, известных под названием Казба и бывших в прежние времена мечетью.
Старинные ворота Казба существуют и до сих пор; они имеют вид свода и сплошь покрыты листовым железом с огромными гвоздями. В давние времена под этим навесом ворот приводились в исполнение все приговоры весьма произвольного суда алжирского бея
[19]
. На крюке, укрепленном в своде ворот, и сейчас еще висит старая ржавая цепь, к которой приковывали несчастных осужденных.
Ни один еврей не смел пройти здесь, не преклонив смиренно колен; кроме того, под страхом палочных ударов, он обязан был проходить как можно скорее, с низко опущенной головой. Теперь, конечно, ворота всегда отворены, и люди всех наций свободно могут проникать в старинную резиденцию могущественных беев.
Новый знакомый братьев Кастейра, сержант Мулинасс, провел их по всем казармам; везде их встречали радушно, но дяди Томаса никто не знал.
– Вы еще не были в маркитантской
[20]
, сержант? – спросил один старый солдат, с шевронами
[21]
по всему рукаву. – Если тот, кого вы ищете, был здесь когда-нибудь, то мадам Периссоль наверняка знает его.
Совет был хорош, и Мулинасс немедленно ему последовал. Но маркитантки не было дома, она должна была вернуться только через час.
– Придется нам подождать, – сказал сержант детям. – Если вы не очень устали, давайте взберемся на самый верх Казбы, оттуда очень красивый вид.
Дети с радостью согласились и вместе с сержантом отправились на крытую террасу – самый высокий пункт укреплений.
Пока мальчики с восторгом смотрели на раскинувшийся перед ними прекрасный ландшафт, Мулинасс – со всем жаром французского зуава – рассказал им историю завоевания Алжира.
– В тысяча восемьсот тридцатом году, – говорил он, – Алжиром управлял Гуссейн-бей, представлявший собой нечто вроде короля или императора. Однажды он проснулся не в духе, и когда французский консул Деваль явился к нему с визитом, он принял его очень грубо, прямо как злая собака. Консул вынужден был ответить тем же. Бей вышел из себя, начал браниться, схватил мухоловку и хлопнул консула по носу. Деваль написал об этом своему правительству, которое отозвало его обратно во Францию. Вскоре сюда был послан замечательный корабль «Прованс» – требовать у Гуссейна удовлетворения. Вы, может быть, думаете, что тот обрадовался случаю уладить дело? Как бы не так! Бей не принял командира и приказал стрелять из пушек по «Провансу» со всех алжирских батарей и фортов. Это было уже чересчур! Даже дикари и те не стреляют по судну, посланному в качестве парламентера! Видно, бей совсем сошел с ума. Да и немудрено, впрочем! Ему столько наговорили о его могуществе, что он считал себя непобедимым. Заблуждение его, однако, продолжалось очень недолго.
В один июньский вечер, когда бей отдыхал после ужина, на море показался парус, за ним другой, третий, десятый, сотый, так что скоро все море покрылось парусами.
– Клянусь головой пророка, – воскликнул бей, – что это такое?!
– Это, непобедимый победитель, – отвечал ему один из офицеров, – собаки-французы; должно быть, они собираются атаковать нас.
– Атаковать? Нас? Атаковать Алжир?! – бей надрывался от смеха.
Естественно, и все приближенные принялись хохотать, как сумасшедшие.
– Только бы они не раздумали высадиться, – хвастливо сказал, наконец, главнокомандующий бея, Ибрагим-Ага, – а я уж их так приму, что ни одного не останется в живых.
Как раз в это время небо заволокло тучами, разразилась страшная буря, и великолепный французский флот должен был рассеяться по разным направлениям, чтобы избежать крушения. Гуссейн торжествовал и горячо благодарил пророка за то, что он избавил его от навязчивого врага, и ему даже не пришлось обнажать оружие.
Между тем наш флот спокойно соединился на Балеарских островах для ремонта. Спустя тринадцать дней он снова подошел к Алжиру, десант под начальством генерала Бурмана высадился на удобном берегу, и после ряда побед, ровно через двадцать один день, французское войско торжественно заняло столицу Алжира. К тому времени Гуссейн уже присмирел, как ягненок. Он сдался без всяких разговоров, и за это ему позволили убраться куда угодно со всем своим имуществом. Победители же нашли в Алжире такие несметные сокровища, которые вполне окупили все жертвы и военные расходы. Вот вам вкратце история завоевания Алжира. А теперь пойдем, посмотрим, не вернулась ли мадам Периссоль…
На этот раз маркитантка оказалась дома. Это была полная пожилая женщина, с весьма заметными усиками, придававшими ей несколько суровый вид.
При первых же словах Мулинасса, она перебила его:
– Знаю ли я Томаса Кастейра?! Разумеется, знаю! Вот там, в углу, стоит его трубка! Он оставил ее мне на память, когда вышел в отставку. Я не отдам ее ни за какие деньги! Но зачем вам Томас?
– Его племянники хотят его видеть.
– Племянники?! Тоже знаю, он столько про них говорил, и про своего брата Антуана, убитого на войне, и про его жену…
– Это наша мама! Она умерла! – со слезами воскликнул Жан.
– Как умерла?! Ах вы, бедняжки!.. Нужно было написать дяде Томасу!
– Ему писали, сударыня.
– Ну, значит, он не получил письма, иначе не заставил бы вас разыскивать его, а сам нашел вас. А куда было адресовано письмо?
– Сюда, в Алжир.
– Так и есть. Он не мог получить его, вот уже год как он не служит. А теперь он, собственно, нигде не живет: он охотник на львов и рыскает по разным местам, где узнает, что там водятся львы. В последний раз, когда он заходил сюда выкурить трубку, он явился из провинции Константины, где в одну неделю убил льва и двух пантер. Как видите, дела у него идут неплохо.
– Стоит ли рисковать жизнью за сорок франков награды от правительства, – заметил сержант.
– Вы забываете про шкуры. Томас мне сам говорил, что продал три шкуры за тысячу двести франков одному инженеру.
– Но где же он теперь? Быть может, вы знаете? – спросил Мулинасс.
– Знаю. Он отправился в Тлемсен, где, по сообщениям его друга, водятся самые лучшие львы. Но он собирался скоро вернуться, и я жду его здесь со дня на день.
Трудно описать радость мальчиков при этих вестях. Наконец-то они напали на настоящий след! И к тому же теперь они были уверены в радушном приеме, так как дядя часто с любовью вспоминал о них.
