— Нам надо ехать, — наконец тихо произнесла Женя и повторила, как бы усиливая значение слов: — Нам надо ехать, Витус.
— Раз они смогли его найти, нам надо бежать, — сказал он. — Ведь меня видел тот официант в отеле. Мне теперь нельзя в мою комнату.
Закусив губу, он стал соображать.
— Постой-ка. — Он высвободился из ее рук и вышел в прихожую, чтобы взять из своей маленькой наплечной сумки блокнот в клетку. Женя уже знала эту его особенность: он любил обдумывать что-либо над листом бумаги. Она безмолвно следила за его действиями.
Он сидел рядом с ней на кровати и чертил тонким жалом механического карандаша. Он рисовал то квадратики, то трапеции, то кружочки, вписанные в равносторонние треугольники. Некоторые фигуры он заштриховывал, а некоторые объединял в пары линиями или стрелками. А то просто принимался рисовать восьмерку, не отрывая карандаша от бумаги. Восьмерка пухла и утолщалась от повторения линий.
— Все деньги при мне. Как чувствовал, — заговорил Виталий. — Сумка с основными вещами на вокзале. Я еще в тот день, когда мы собрались провернуть все это дело, отвез их в камеру хранения на Курский и сдал под фамилией Иванов. Там ничего стоящего и нет… Я ее вообще не стану забирать. Если они Витьку смогли найти, мне на вокзале вообще не место. Они вообще могли официальную заяву написать. Тогда моя рожа будет на каждом столбе. Как думаешь?
— Я не знаю, Витус. Давай уедем, миленький. Мне страшно, — взмолилась Женя.
— Уедем, уедем, — похлопал ее по голой коленке Виталий и заставил себя улыбнуться. — Слушай, а ведь моя старуха тебя почти не видела.
— Кто? — От волнения Женя стала хуже соображать.
— Квартирная хозяйка. Ты вспомни, ты ее рожу пьяную сколько раз видела?
— Раза три всего, — припомнила Женя. — И как раз пьяную. Ты ведь сам всегда мне открывал. А потом сделал мне ключи, если вдруг разминемся.
— Отлично, отлично, — пробормотал Виталий. — Только в Тулу тебе тоже пока нельзя возвращаться.
— Почему?
— Ну как почему, детка? Ну ты сама посуди: они Витьку нашли почти за сутки. Им меня найти — раз плюнуть. А я не могу с такой гирей, как ты, куда-то мчаться. Если с тобой что-то случится — я не вынесу.
— С гирей, да? — переспросила Женя, подбородок ее задрожал.
— Пойми, это временно. — Виталий обнял ее и прижал к себе. — Нам надо исключить всякую опасность. Давай думай, куда ты сможешь уехать?
— Я не знаю, Витус. У меня все родные в Туле. Ну, развалюха есть в деревне… Но я же не стану там жить одна и топить печь, как псих-одиночка.
Виталий взял ее личико в свои ладони и повторил, глядя ей прямо в глаза:
— Думай, Женька, думай.
Она прикрыла глаза и обняла его за плечи. Так прошла минута. Потом Женя посмотрела на него и сказала:
— Я могу поехать к Веронике. Она меня недавно звала.
— Куда звала? Кто такая?
— Пусти-ка. — Женя отсела от него подальше и закурила. — Ты никогда не интересовался моими подругами. Я с девочкой по вызову живу уже год в одной квартире, а ты только очнулся.
Ты такой нелюбопытный! Я уж не раз гадала: может, тебе на меня наплевать?
— Нашла время для упреков, — покачал головой Виталий. — Пойми, я просто тебе доверяю.
— Да я тебе про Веронику сто раз говорила. Она стала работать у нас в парикмахерской еще до меня. Я только с ней на работе и дружила. Она классная девчонка. В мужском зале работала. Она мечтала осесть в Москве. Встречалась тут с одним козлом из брокеров-пейджеров. Потом он ее бросил. Она месяц ревела. Потом такой прикол: приходит парень стричься, такой весь как Рики Мартин. Потом зачастил, каждый день к ней бриться ходил. Представляешь? И тут выясняется, что они из одного города. Она из Курска, и он из Курска.
— И что же? — подстегнул Виталий.
— Он закончил аспирантуру, и они поженились. Теперь она в Курске. У нее там свой салон теперь.
— И она тебя звала? — усомнился Виталий.
— Да я ей неделю назад звонила. Она мне так прямо и сказала: «Женька, если тебя Москва задрочит, приезжай». Ей нравилось, как я делаю стрижки, понимаешь?
— Чем ехать неизвестно куда, поезжай к Веронике, — рассудил Виталий. — Адрес, телефон есть?
— Телефон. — Женя нервной рукой загасила окурок в чайном блюдце. — Да ее несложно найти, она салон своим именем назвала.
— Ладно. — Виталий сжал виски руками. — Будешь звонить своим из Курска как бы из
Москвы. Никому, даже матери, не сознавайся, где ты. Эта шлюха знает про Веронику? — И он указал кивком в сторону второй, аккуратно заправленной кровати.
— Они незнакомы.
— Отлично. Я дам тебе половину денег.
— Мне? Зачем, я не возьму, — замотала головой Женя.
— За что тебя люблю, так это за бескорыстие, — сказал Виталий. — Придержи их для меня, о’кей?
Когда он достал из распоротого донышка своей сумки пачку долларов и стал считать, Женя покачала головой:
— С ума сойти… Витус, разве они того стоили?
— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… — бормотал Виталий. — Постой, не сбивай.
Женя еще раз покачала головой и как-то грустно и удивленно улыбнулась.
— Тут двадцать восемь тысяч. Сразу возьми себе на первое время тысчонку, остальные подумай, как припрятать. Снимешь там себе квартиру, — распоряжался Виталий. — Гляди, не проболтайся своей Веронике… Так, что еще, что еще… Так, скажи мне ее телефон. Я смогу ей позвонить, где бы я ни был.
Женя принесла свою сумочку и раскопала в ее недрах мизерный блокнотик в кожаном переплете, подарок Виталия. При виде блокнотика Женя улыбнулась:
— Помнишь, когда ты мне его купил, ты сказал: «Он такой же маленький, как ты»? Помнишь?
— Помню, — улыбнулся Виталий.
Глава 17
Он довез подругу на такси до Курского вокзала. Они торопливо поцеловались на прощание. Женя поплелась внутрь вокзала, перекошенная под тяжестью чемодана, а он остался один.
Близился рассвет первого летнего дня. Легкий ветерок ерошил волосы Виталия.
Он решил по здравом размышлении, что стоять возле здания вокзала небезопасно, и зашагал прочь.
Он вспомнил, что у него закончились сигареты, и остановился у одного из киосков, чтобы купить сразу блок.
Когда он брал сдачу, то заметил, как сильно дрожат его руки. Он даже уронил монетку в один рубль, которую побрезговал поднимать.
— Так не пойдет, — сказал он сам себе и пристроился позади киоска, чтобы закурить. Он курил жадными затяжками и нервно поглядывал по сторонам. Из-за угла возник мужчина лет сорока, сухощавый и невысокий, в посредственной одежде, и вежливо попросил огоньку.
