— На Егора давно точат зубы, — сказал Сергей. — Переходите на нашу сторону.
— Они вместе начинали бизнес… Пусть сами и разбираются, — сказал Леонид Петрович. — Не хочу менять шило на мыло. Если Егор просто заподозрит, что я продался… У меня трое детей и четверо внуков. Нет смысла.
— Нет выбора, — возразил Сергей. — Вон там у нас в полу люк. Под ним ванна из пластика. Туда нальем ведро хорошей кислоты. Сначала мы опустим туда ваши пятки. Если не поможет — щиколотки. Мы растворим ваши ноги, как два кусочка сахара. По самые яйца.
— Ты понял? — обратился к пленнику Шурик.
Леонид Петрович позеленел и стал так обильно потеть, что волосы его обвисли сосульками.
— Взяли-ка, — скомандовал Сергей.
Они с Шуриком подхватили его под руки и рывком поставили на ноги. Они обвели его под локотки вокруг машины и остановились возле овального люка из черной пластмассы. Самообладание почти покинуло Леонида Петровича: глаза его блуждали, а ноги его были как не-гнущиеся протезы.
— Открывай, — сказал Сергей.
Шурик выпустил руку Леонида Петровича и наклонился к люку. Крышка была массивной и подалась не без труда. Из-под нее ударил запах кислоты. Это из ванны вырвался, как дым, удушливый парок. Глубокая ванна из белого пластика была вся в потеках чего-то грязно-бурого. На дне ее лежали три предмета: затычка слива из черной резины, большая красная расческа и какой-то продолговатый обмылок.
— Вот гады, не прибрали, — выругался Сергей. — Обратите внимание, Леонид Петрович: даже подметок не осталось. Он носил туфли на кожаной подошве. Расческу не проняло, ясное дело. А вон тот мосол — это кусочек бедренной кости. Не взяла его почему-то кислота.
Леонид Петрович тяжело дышал и часто облизывал губы.
— Шурик, заткни пробкой слив и приготовь ванну, — сказал Сергей. — Только рукавицы возьми.
Догадливый Шурик быстро увидел у одной из стен помещения пару резиновых рукавиц и пластмассовый шест. Он надел рукавицы и шестом загнал на место затычку ванной.
— Напусти водички. — Сергей попытался сострить без тени веселости на лице.
Шурик прилег на бетон возле ванны и отвернул лицо, чтобы не вдыхать кислотные миазмы. Косясь вниз, он дотянулся до вентиля в нише. Из круглого сопла под вентилем послышалось курлыканье жидкости, и Шурик отдернул руку.
В грязно-белую ванну с алой расческой на дне полилась желтая, словно маслянистая струйка.
— Думайте быстрее, — сказал Сергей и встряхнул пленника за плечо. — Думайте — мы уезжаем вместе, или от вас только пуговки останутся.
— Можно? — просипел Леонид Петрович.
— Что? — не понял Сергей.
Леонид Петрович не сразу попал рукой в карман смокинга и вынул бело-синюю пачку сигарет.
Сергей как-то странно дернул уголком рта и поднес ему огоньку.
Леонид Петрович жадно закурил. И тут его мучители увидели, что на губах его блуждает необычная и по виду, и по своей несвоевременности усмешка.
— Он спятил, — сказал Шурик. — Ты только посмотри на него.
— Иногда делаешь такие приготовления, что думаешь: они не пригодятся. Это как детская игра в шпионов, — сказал Леонид Петрович, пристально глядя в ванну с кислотой.
— О чем вы? — спросил Сергей.
— Я наблюдал как-то раз, как Егор лично убил одного своего человека… Мы были за городом, играли в крикет… Да, мы играли в крикет, а Егор давно имел зуб… имел зуб на этого человека. Чем-то он ему насолил. Это, впрочем, и нетрудно было сделать. Слово за слово, и они стали ругаться. Егор стал бить его молотком для крикета. Он переломал ему руки и ноги, а потом разнес череп. Как глиняный горшок.
— Череп?! — зачем-то переспросил Шурик.
— Как мне все надоело, — проговорил Леонид Петрович.
Тут он изобразил жутковатую гримасу и откусил от своей сигареты длинный фильтр и стал быстро-быстро, будто кролик, жевать.
Сергей на миг опешил, а потом крикнул:
— Стой!
Леонид Петрович смотрел на него выпученными глазами, и лицо его стремительно превращалось в неживую маску.
В считанные мгновения все было кончено: дух самоубийцы смотрел на сцену со стороны. Тело Леонида Петровича лежало навзничь, неуклюже подломив ноги.
— Что с ним? — спросил Шурик. — Сердце?
Сергей посмотрел на Шурика с некоторой долей презрения.
Он спустился на одно колено и взял из кармана джинсов красный складной ножичек. Он полез блестящим лезвием в рот покойника. Зубы были стиснуты, и лезвие разжало их с неприятным керамическим скрежетом.
Сергей осторожно, словно мертвец мог укусить его за нос, приблизил лицо к лицу трупа и понюхал его рот.
— Что там? — спросил Шурик.
— Миндаль… «Амаретто» пил когда-нибудь?
Он помолчал и флегматично добавил:
— Сейчас покурим спокойно. Ванна наберется — сунем его растворяться.
Что теперь? — спросил с какой-то опаской Шурик.
— Теперь? — повторил, закуривая, Сергей. — Да ничего теперь. Его можно было просто грохнуть. Я хотел еще разговорить его. Может, думал, Мазепе пригодится.
— А этот Егор правда такой крутой? — спросил Шурик.
— Нет, — уверенно покачал головой Сергей. — Крутые наверху. А таких, как Егор, убрать легко. Наши ребята вот-вот им займутся. Понял?
Шурик кивнул. Потом посмотрел внимательно на тело самоубийцы и спросил осторожно:
— Сергей, а ты не проверяешь их карманы? Я хочу сказать: может, посмотреть?
Сергей пристально посмотрел на Шурика и ухмыльнулся одним ртом:
— Думаешь, у него налички много? Посмотри. Что найдешь — твое.
Шурик благодарно кивнул и стал обшаривать карманы мертвеца.
Глава 2
В комнате с обшарпанными обоями тускло светил ночник. За голым окном сияли, как звездное небо, вечерние огни Москвы.
Виталий Жуков лежал в обнимку со своей подругой Женей на продавленном диване. Девушка положила свою русую голову ему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Виталий поглаживал ее по спине и слушал, как его квартирная хозяйка неловко гремит на кухне посудой. Неловкость была следствием не то болезни Паркинсона, не то беспробудного пьянства.
Женя посмотрела на Виталия снизу вверх преданными глазами и быстро провела пальцем по его четко очерченным губам. Виталий выпятил губы и картинно чмокнул воздух, и девушка захихикала. Виталий погладил ее по взъерошенным волосам и улыбнулся одним уголком рта.
— Виталик, — произнесла Женя, и ее подвижное лицо сделалось тревожным. — Виталик, о чем ты молчишь?
— Ни о чем, — сказал он так, словно ждал этого вопроса.
