Как все-таки хочется пить. Однако на ежевике есть ягодки. Еще неспелые, конечно. Такие зеленовато-розовые пупырчатые бусинки. Раскусишь — а там только сухая кислятина и хруст многочисленных косточек. Но ведь хоть немного влаги в них должно быть. Он выбрал глазами ягоду порозовей, ту, что висела почти над землей, и потянулся к ней рукой. В тот же миг что-то быстрое, как молния, кольнуло его в нижнюю мясистую кромку ладони.
— А! — воскликнул Виталий и отдернул руку.
И увидел только серый хвост змеи, которая с мрачным удовлетворением улепетывала от него в гущу куста.
— А! — повторил Виталий и поднес руку к обезумевшим глазам. Он увидел две точки от укуса, из которых выступили мизерные капельки крови. Крови и еще чего-то бесцветного. Должно быть, сукровицы. Нет — не сукровица: сукровица так быстро не отделяется. От ранок вниз пролегли две узенькие сверкающие на солнце полоски змеиного яда! Зубы гадины оказались так полны, что часть яда ценой в пятьсот долларов за грамм в сушеном виде протекла помимо раны. Но и размеры ран говорили об изрядной величине змеи и также о том, что яда, который уже расходится в крови, на недолгий теперь уже век Виталия хватит с избытком.
— Мама! — трясясь всем телом, проплакал Виталий и стал вертеться как юла: надо что-то делать! Что-то делать! Ага — яд! Яд — выдавить!
Скуля от жажды жизни, он стал со зверскими гримасами сжимать пострадавшую ладонь пальцами левой руки. Давил он сильно, только ничего не выдавилось. От навалившегося наяву кошмара его голову окутала дымка. Что делать!! Что делать?!
Ага — ремень! Он выдернул из пояса ремень, продел его свободный конец через пряжку, так что вышла удавка, и накинул петлю повыше локтя. Потом привстал, наступил ногой на хвостик ремня и рванул всем телом вверх. Петля, как стальная, впилась в руку. Стараясь не ослабить этот жгут, Виталий стал обматывать ремень вокруг руки, чтобы закрепить кожаное кольцо.
То ли от страха, то ли от действия яда его рот высушило до состояния бумаги. По всему телу выступил обильный холодный пот.
Он попробовал высасывать яд, но мало преуспел, тем более что рука его от жгута мгновенно онемела и ее неудобно было подносить к лицу. Он давил зубами в мякоть ладони возле укуса, но оттуда ничего не выходило. И ничего не сплевывалось из-за сухости во рту. Черт побери — он не должен этого делать! У него же ранка на губе!
Взгляд его упал на нож. Да, это последнее средство. Он должен, если хочет…
Стеная от страха, он сел на корточки и взялся неловкой левой рукой за рукоятку большого туркменского ножа. Он почти ни в чем не использовал левую руку, а тут ему предстояло сделать ею уверенный надрез по собственному телу.
Тут Виталий инстинктивно вспомнил имя господа и вдавил с рычанием острие в правую руку.
Он изувечил ладонь таким глубоким порезом, что у него уже не хватило ни духу, ни сил выжимать из нее отравленную кровь. Мучимый жаждой и сухостью во рту, но со слипшимися от пота сосульками волос над мокрым лбом, он оцепенело наблюдал, как вяло сочится из раны скудная кровь. И тут он понял, что это все. Конец.
Глава 43
Ночь верещала сверчками и лягушками. Шипели включенные на ночь поливальные установки: Мазепа дал своим садовникам наказ создать вокруг особняка английскую лужайку. А это лето в России выдалось засушливое.
На длинной привязи у сторожки сидел доберман. Он нехорошо поблескивал на Сергея глазами, словно собирался внезапно кинуться и вырвать ему кадык. Вдоль забора прохаживались два автоматчика в спортивной одежде.
Из особняка вышел Темнов и направился к Сергею.
— Давно ждешь? — Он подал для рукопожатия свою мягкую ладонь.
— С одиннадцати. Уже десять минут, — сказал Сергей. — Меня что, Мазепа звал?
— Да, — сказал Темнов.
— От вашу мать, вечер не дали с семьей побыть, — сказал Сергей.
— Что? — опешил Темнов.
— То. Вы же сказали, что все в порядке. — Сергей говорил монотонно, но скрытая ярость была в его голосе.
— Все и так в порядке, — поспешил заверить Темнов. — Просто шеф хочет лично расспросить. Он ведь давно интересуется Средней Азией.
Они не спеша двинулись к дому по травяному ковру.
— Пусть Юрченко посылает на разведку. Я ему убийца, а не специалист по азиям, — сказал Сергей.
Только тут Темнов обратил внимание на возможную причину раздражительности Сергея: тот хромал, опираясь на тоненькую хромированную тросточку. В начале разговора он прятал ее за спиной.
— Что с ногой? — спросил Темнов.
— Намекает про отпуск, — сказал Сергей.
Темнов кивнул, а сам подумал, что Сергей, хотя они были прежде мало знакомы, кажется ему после поездки другим. И дело тут, может быть, даже не в ноге. Нет, наверняка в ноге. Он теперь боится потерять работу. А боится ли? Он возместил тот долг Мазепе в двойном размере. Откуда такие деньги?
— Я слышал, тут война вовсю, — сказал Сергей.
— От кого слышал? — спросил Темнов.
— Из газет, — сказал Сергей.
— Ох уж эти журналюги, — покачал головой Темнов. — Шеф злой как черт, днями не просыхает и хочет, чтоб мы их позатыкали.
Сергей с удивлением покосился на Темнова после такой откровенности в тоне.
— То, что все богатые злые как черти, я давно знаю. — И Сергей скрипнул, возможно, от боли в ноге, зубами.
В вестибюле особняка Сергея подвергли тщательному обыску. Даже попробовали разобрать его тросточку и дали понюхать собаке.
Потом они вдвоем с Темновым поднялись на второй этаж и вошли в столовую.
За длинным овальным столом, уставленным едой и напитками, сидели человек десять, в том числе Мазепа и его коммерческий директор Юрченко. Мазепа был в каком-то халате. Испитой рожей он походил на известный портрет композитора Мусоргского. Юрченко один был в пиджаке. Его фаянсовая бледность и малоподвижный взгляд намекали на то, что Мазепа из злого озорства заставил его напиться до бесчувствия. Остальные мужчины явно были дружиной Мазепы: спортивно-милицейские лица, кобуры с пистолетами под мышкой.
— Добрый вечер, — сказал с порога Сергей.
Темнов заискивающе улыбнулся хозяину - («Вот-с, привел») и проскользнул на свое место за стол.
— А, солдат, — сказал Мазепа. — Падай за столик.
Один из его сотрапезников, детина в белоснежной сорочке и с двумя пистолетами в кобурах под мышками, поднялся, чтобы принести Сергею прибор. Это выглядело так, словно из дома удалили всех женщин, включая прислугу.
Сидевшие за столом возобновили свой приглушенный разговор: Темнов и двое трезвых молодчиков словно совещались о чем-то, а Мазепа как-то расслабленно слушал их речи:
— …после взрыва в Питере надо…
