– Да, он говорил мне, что нашел и вырастил ребенка, что теперь семья этого ребенка разыскивает его и что сам он пришел для этого в Париж.
– Но где же живет эта семья – моя семья? – спросил я.
– Вот уж этого я не знаю. Я рассказала вам, мой молодой господин, все, что слышала от покойного. Больше он ничего мне не говорил.
В это время в комнату вошла служанка, и старуха, оставив меня, обратилась к ней.
– Вот так история! – сказала она. – Это тот самый мальчик, которого искал покойный Барберен. Теперь мальчик пришел, а Барберен умер. Вот так история!
– А Барберен ничего не говорил вам о моих родных? – поинтересовался я у служанки.
– Конечно, говорил и даже очень часто. Это богатые люди.
– А как их фамилия, и где они живут?
– Этого не знаю, об этом Барберен помалкивал. Он боялся, как бы кто-нибудь не получил награду вместо него. Он был такой хитрый!
Да, это так. Старуха права. А теперь Барберен умер и унес в могилу тайну моего рождения.
– И никто из моих родных никогда не приходил к нему?
– Никто.
– А были у него какие-нибудь приятели, с которыми он мог быть откровеннее, чем с вами?
– Какие там приятели? У него не было ни одного!
Я схватился за голову. Я был так поражен, так взволнован, что совсем растерялся.
– Однажды он получил письмо, – сказала, немножко подумав, старуха, – заказное письмо.
– Откуда?
– Не знаю. Он сам взял его у почтальона, и я не видела штемпеля.
– Может быть, можно найти это письмо?
– Когда он умер, мы осмотрели все, что осталось после него – конечно, не из любопытства, а чтобы уведомить его жену, – но никакого письма не нашли. В больнице тоже не осталось после него никаких бумаг или писем. И если бы он не сказал, что он из Шаванона, то нельзя было бы известить о его смерти жену.
– Значит, ее известили?
– Конечно.
Несколько минут я стоял молча. Спрашивать еще о чем-то было бессмысленно: старуха рассказала мне все, что знала. Я поблагодарил ее и простился с ней.
– Куда же вы теперь пойдете? – спросила она.
– К товарищу.
– Он живет в Париже?
– Нет, он пришел в Париж вместе со мной только сегодня утром.
– Не хотите ли остановиться у меня? Скажу, не хвастаясь, что здесь вам будет хорошо. К тому же ваши родные, не получив никаких известий от Барберена, наверняка приедут справиться о нем сюда. А вы как раз тут и будете… Сколько лет вашему товарищу?
– Он немного моложе меня.
– Скажите пожалуйста! Два таких мальчика и одни в Париже! Так приводите своего товарища сюда, остановитесь у меня. У нас здесь тихо и спокойно. Это очень приличная улица.
Хоть комнаты этой старухи были грязнее и отвратительнее всех, какие мне когда-либо приходилось видеть, я согласился на ее предложение. Теперь, когда было неизвестно, найду ли я еще моих богатых родных, нечего было привередничать. Жизнь в этих меблированных комнатах обойдется нам дешево, а это было самое главное. Хорошо еще, что у нас было накоплено семнадцать франков.
– А сколько вы возьмете за комнату в сутки? – спросил я.
– Десять су. Уж, кажется, недорого?
– Хорошо, мы придем вечером.
– Приходите пораньше. Вечером опасно ходить по улицам Парижа!
До семи часов было еще много времени. Не зная, что делать, я пошел в Ботанический сад и, забравшись в уединенный уголок, сел на скамейку.
Долго я сидел так, раздумывая о своей судьбе. Барберен умер, не оставив никому никаких сведений о моих родных. Значит, я не смогу их найти, и все, о чем я мечтал, никогда не исполнится.
Наконец я встал и, выйдя из сада, отправился к собору Парижской Богоматери, где мы с Маттиа договорились встретиться. Стемнело, стали зажигать фонари.
В этом громадном городе, полном света, шума и движения, я чувствовал себя еще более покинутым и одиноким, чем если бы заблудился в глухом лесу.
Наконец пробило семь часов. В ту же минуту я услышал лай, и, прежде чем успел опомниться, Капи вскочил ко мне на колени и лизнул в щеку. Вскоре показался Маттиа.
– Ну, что? – крикнул он еще издали.
– Барберен умер.
Он подбежал ко мне, и я рассказал ему вкратце все, что узнал. Мои известия огорчили Маттиа почти так же, как и меня самого, и он старался всячески ободрить и утешить меня.
– Твои родные, – сказал он, – не получив никаких известий от Барберена, наверняка сами придут в меблированные комнаты Канталь. Ты увидишься с ними, только немножко позднее, чем думал, – вот и все.
То же самое говорила мне и старуха, но слова Маттиа показались гораздо убедительнее и немного ободрили меня. Ведь и в самом деле это только отсрочка, не более того.
Успокоившись, я рассказал Маттиа про Гарофоли.
– Еще три месяца! – воскликнул он, прыгая от радости. – Вот ты огорчаешься, что не можешь найти свою семью, а я радуюсь, что не увижу Гарофоли.
– Ну, дядя – это совсем не то. Разве стал бы ты радоваться, если бы не мог найти сестер?
– Конечно, нет.
– Вот то-то и оно…
Мы дошли по набережной до Аустерлицкой площади и вошли в меблированные комнаты. Получив маленький огарок свечи, мы очутились в комнатке под самой крышей – в такой крошечной, что если один из нас стоял, то другому уже не было места и он должен был сесть на кровать.
Мне опять немножко взгрустнулось: не в такой каморке и не на такой жалкой постели надеялся я спать в эту ночь. А каким великолепным ужином рассчитывал я угостить Маттиа! Но вместо этого мы поужинали только хлебом с маленьким кусочком сыра.
Впрочем, не все еще потеряно. Придется только немного подождать. С этой мыслью я заснул.
Глава VI
Поиски
На следующее утро я прежде всего принялся за письмо матушке Барберен, чтобы известить ее обо всем, что узнал. Бедная! Ведь у нее умер муж, которого она любила, и она теперь, наверное, в горе. Повторив несколько раз, что люблю ее и сочувствую ее горю, я наконец закончил письмо. В случае, если мои родные напишут ей, чтобы справиться о Барберене, я просил ее тотчас же уведомить меня и прислать мне их адрес в отель Канталь.
Покончив с письмом, я отправился в долговую тюрьму, к Акену. Маттиа пожелал идти со мной, да мне и самому хотелось, чтобы он увидел человека, который в течение двух лет заменял мне отца.
Нас провели в ту комнату, где я уже был однажды, и через несколько минут к нам пришел Акен.
– Здравствуй, мой мальчик! – сказал он. – Здравствуй, мой дорогой Реми!
