– Не кажется ли тебе, что ты действуешь немного жестко? – поинтересовался у меня Герхардт, после казни двух рогнарских полковников. Все-таки они люди знатные.
– Плевать. Они убили дочь крестьянина, сначала поиздевались над ней, а потом убили. И лучше проявить жесткость сейчас, чтобы все поняли, что перед законом все равны, чем пожинать плоды жалости потом.
– Я не говорю, что ты не прав, но ни Ауредий, ни остальные рогнарские полковники тебе этого не простят. Ты ведь мог бы просто вызвать их на поединок.
– Это было бы то же убийство. У них не было шансов даже вдвоем.
– Именно, но зато ты не нажил бы столько врагов. Поединок чести, это понятно для всех и даже почетно, в отличие от петли.
– Именно, Герхардт. Именно. А я вовсе не хотел, чтобы они сохранили честь. Все должны были понять, что преступник умрет как преступник и никакого снисхождения к нему не будет. А что касается вражды Ауредия… переживу.
– Он очень влиятельная фигура при дворе.
– Плевать.
– А зря. Энинг, ты все-таки большой максималист. Ты хочешь либо все, либо ничего. Это не самое мудрое правило. Научись компромиссам.
– Может и научусь, со временем.
– Если доживешь, – шепотом заметил Герхардт, чтобы я не услышал. Но я услышал, но это не вызвало у меня никаких эмоций.
В последнее время, когда стало уже понятно, что мы спаслись, я постоянно ощущал какую-ту непонятную усталость. Утром мне требовалось прилагать огромные усилия, чтобы встать, при этом от усталости я едва не падал. И это притом, что теперь мы двигались неспешно и хорошо отдыхали в пути. Даже дей-ча не помогало. Я едва не падал из седла. Конечно, я старался не показать вида и, похоже, мне это удалось. Каждый день я заставлял себя беседовать с Угландом, который засыпал меня вопросами, касающиеся этого похода. Похоже, он хотел знать даже мои мысли перед каждым боем. Утром я заставлял себя встать и одеться, потом также заставлял заниматься необходимыми делами. Но с каждым разом делать это было все сложнее и сложнее. Сложнее стало и скрывать свое состояние от окружающих. К счастью, поход уже подходил к концу и через десять дней мы вышли к границе Рогнара.
– Ну вот и все. Дошли. – Я, потеряв контроль над собой, всхлипнул и повалился из седла. Что-то тревожно закричал Герхардт. Ко мне бросилось несколько солдат. Вот сквозь них протолкнулся Святополк.
– Энинг, что с тобой? Ты слышишь меня? – сквозь вату пробивался чей-то голос.
– Слышу, – с трудом сказал я. – Слышу. Просто спать хочу. Устал очень. Вот посплю и все будет хорошо.
– Врача!
– Я врач. – Голоса путались, и я не мог различить какой кому принадлежит. Кто-то щупал мой пульс, что-то еще делал.
– Ясно.
– Что-нибудь серьезное? – узнал я встревоженный голос Герхардта.
– Нервное истощение! Я мог бы догадаться и сразу! Я же видел… но он так держался, что ничего нельзя было заподозрить.
– Но от чего это?
– А что вы хотите? Он же еще ребенок, а тут на него навалилась эта ответственность с командованием! Похоже, он всю кампанию провел на одних нервах. Боюсь, что я даже представить не могу, чего она ему стоила! И вы хороши!!! Вы же постоянно были рядом! Неужели вы не могли догадаться, что ребенок не сможет выдержать таких нагрузок?!!
– Но что делать, доктор?
– Ничего. Он сам должен захотеть поправиться. Понимаете, сейчас подорваны его силы и он устал настолько, что может просто расхотеть жить. Главное не дать ему это сделать. Надо заставить его снова полюбить жизнь! Пусть рядом с ним всегда будут люди, которых он любит, может это заставит его бороться с апатией. Если что-то его заинтересует в жизни, то это его вытащит.
Какие пустяки. Мысли ворочались с трудом. Мне был вообще непонятен этот спор. Как будто есть какая-то разница между жизнью и смертью.
– Но почему сейчас это случилось? – услышал я голос Готлиба.
– Неужели не ясно? Я же говорю, что он держался только на нервах. Пока поход был незакончен, он цеплялся за жизнь. Он считал, что его долг довести дело до конца…
– …а сейчас все закончилось.
– Вот именно.
– Энинг! Энинг! – Знакомый голос. – Егор!
Это имя помогло мне набраться сил, и я увидел заплаканное лицо Рона.
– Егор, очнись.
– Рон прекрати реветь. Мне что, уже и отдохнуть нельзя?
Склоненный надо мной доктор издал облегченный вздох.
– Говори с ним, говори, мальчик, – прошептал он.
И Рон говорил. Говорил сбивчиво и быстро, в результате чего половину слов я просто не понял. Он говорил о моих родителях, о Нарнахе, об Ольге.
– Рон, остановись, пожалуйста, – чуть ли не простонал я. – У меня уже голова болит. Дай поспать.
– Дайте ему поспать, – попросил доктор. – Пусть отдохнет.
Дальше я уже ничего не помнил. Проснулся я ничуть не отдохнувшим. Только спать не тянуло, а так я чувствовал себя совершенно разбитым.
– Ты как? – надо мной склонился встревоженный Рон.
– Нормально, – соврал я. – Сколько я спал?
– Почти двое суток.
– Что?! Двое суток?! – я без сил откинулся назад, обнаружив, что лежу на телеге, которая катится следом за другими телегами. Рядом шагали солдаты, которые с тревогой смотрели на меня. – Что со мной, Рон?
– Доктор говорит, что ты просто переутомился и это пройдет.
– Наверное, он прав. Ладно, помоги мне встать. – Я с трудом поднялся и, шатаясь, двинулся по дороге. И сразу сообразил, что если я так буду плестись, то вскоре отстану от армии. – Рон, где мы?
– Идем по Рогнару. Вчера пересекли границу.
– Вчера? Но почему? Мне помнится, что подошли мы к ней позавчера.
– Да, – Рон виновато посмотрел на меня и вздохнул. – Доктор велел не говорить, но я проговорился. Просто он попросил дать тебе покой, чтобы тряска от движения не помешала твоему отдыху.
– Глупости, – рассердился я. – Тряска ничуть не помешала бы мне!
– Это вы так думаете, молодой человек, – неожиданно раздался позади меня чуть хрипловатый голос. Я резко обернулся и обнаружил мага-врача нашей армии, начальника всей госпитальной службы. – Но вы действительно нуждались в отдыхе и даже сейчас нуждаетесь. А лишний день ничего не решал.
– Но солдаты хотели бы попасть домой!
– Да. Мы все рассказали солдатам и попросили их задержаться. Никто не возражал. Если не считать возражениями вопли этого идиота Ауредия. Кстати, кажется, в связи с вашей болезнью генерал снова начал командовать.
– Ну и пусть командует, – отмахнулся я. – Теперь-то он справится.
– Это точно. – Ко мне подходил ухмыляющийся Герхардт. – Сейчас он справляется. В каждом селении, мимо которого мы проходим, он устраивает марш победы, проводя по улицам пленных. Очень ругал тебя, что ты отпустил остальных.
