Когда сирены говорили нам, что надо жить дальше, у нас получалось жить дальше. Они смотрели нам в глаза и просили быть счастливыми, и мы вдруг понимали, что хотим им подчиняться.
Летучие мыши появились вскоре после сирен. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что они, скорее всего, были здесь все это время, просто не показывались людям на глаза. А когда услышали, как дети-сирены поют в храме, перебрались во внутренние дворы. Летучие мыши любили ребятишек-сирен. Они кружили над ними, садились им на плечи и расправляли крылья, словно хотели защитить хрупкую красоту.
Сирены были так прекрасны, и в то же время они пугали жителей Атлантии. Прекрасными сирен делали их голоса. А страх они вызывали, потому что маленькие дети не могут нести такую огромную ответственность, какую несли они.
Но нет никаких сомнений в том, что своим спасением мы обязаны именно сиренам.
Майра замолкает.
А я думаю: «Что, если дети, которые не позволили ожесточиться своим сердцам, и были первым чудом? Тогда у нас уже есть все три чуда, и люди напрасно ждут того, что никогда не случится».
– Откуда ты все это знаешь? – спрашиваю я Майру. – Где ты отыскала этот голос?
– Я услышала его однажды в стенах Атлантии, – отвечает Майра. – Я думаю, когда-то очень давно сирены специально попросили стены сохранить его там, чтобы мы долгие годы спустя смогли узнать правду. Мне кажется, в прошлом многие сирены обладали этим даром. Но я не знаю никого, кто мог бы делать это сейчас.
– А как ты это услышала?
– Я слушала.
– Зачем?
– Затем, что это еще одна сторона нашей чудесной силы, – отвечает Мара. – Сейчас большинство сирен вообще не понимают этого. Но ты-то, Рио, понимаешь.
– Скажи, я – последняя сирена?
– Последняя, о которой мне известно, – говорит Майра. – Но я не знаю всего.
– Ты думаешь, есть еще сирены?
– Я надеюсь на это.
Меня все это порядком раздражает: ну почему для того, чтобы получить нужную информацию, я должна постоянно задавать наводящие вопросы? Моя тетушка вполне могла бы по собственной воле рассказать что-нибудь сверх того, о чем я спрашиваю. Я понимаю: Майра приняла такое решение с целью вызвать у меня доверие, и это сработало. Но мне все-таки интересно: что бы она рассказала, если бы сама не установила такие правила? И кстати, можно ли из этого заключить, что Майра способна себя ограничивать? А если сама я однажды дам кому-то обещание своим настоящим голосом, будет ли это означать, что я никогда и ни при каких условиях не смогу его нарушить?
«Не заглядывай так далеко вперед, – говорю я себе. – Ты справишься. Сейчас твоя задача заработать на сжатый воздух и выбраться Наверх».
И задаю следующий вопрос:
– Где я смогу достать сжатый воздух?
Воцаряется молчание. Представляю, что тете хочется мне ответить: «Рио, ты не сможешь выбраться в одиночку. Ты подорвешься на минах. Даже не пытайся сбежать через эти двери в „Комнате океана“».
Но у меня-то совсем другой план. Я повторяю вопрос:
– Где я могу достать полный баллон сжатого воздуха?
Видимо, Майра действительно не в силах нарушить установленные правила. Но когда она отвечает, такое впечатление, будто слова вырывают из нее чуть ли не с мясом:
– У Эннио на Нижнем рынке.
– А он не мошенник?
– Он продает качественный воздух. Не его вина, что все погибают.
Значит, Эннио. Я так и знала.
– Как убедить его продать мне баллон воздуха? – спрашиваю я. – Так, чтобы не использовать свой настоящий голос?
И снова тетя не может мне не ответить.
Я так думаю.
Я почти в этом уверена.
Хотя, когда дело касается Майры, ни в чем нельзя быть до конца уверенной.
– Скажи Эннио, – говорит она, – что он мой должник и я хочу, чтобы он вернул долг через тебя.
– А он мне поверит?
– Если назовешь одно имя, то поверит.
– Что за имя? – уточняю я.
– Аша, – отвечает Майра.
Я хочу спросить, кто такая Аша, но потом решаю, что лучше мне этого не знать.
– Спасибо, – благодарю я и задаю следующий вопрос: – Ты знаешь, зачем мне нужен воздух?
– Да, знаю.
Конечно знает. Она же не дура. Майра догадалась, что я хочу сделать. Но она понятия не имеет, как именно я собираюсь это сделать.
– А есть какой-нибудь способ получше? Ведь если мой голос достаточно сильный, я могла бы просто приказать членам Совета, чтобы они посадили меня на транспорт и отправили Наверх?
– Совет никогда не предавал это огласке, – говорит Майра, – но транспорт контролируется людьми из мира Наверху, он остается у них и погружается Вниз только с определенной целью.
– Тогда какой способ самый лучший?
Голос Майры слабеет, я едва ее слышу. Любая сила имеет свои пределы, и моя тетя начинает уставать.
Это может показаться странным, но подводные мины кажутся мне менее опасными, чем люди. Они сделаны с определенной целью, и они выполняют свою роль. Мины – не живые существа. С ними все просто и понятно, не то что с мамой, Майрой или Бэй.
Мне есть о чем еще спросить Майру. Например, кто убил мою маму и не она ли сама это сделала.
Но что-то меня останавливает. Возможно, я не хочу услышать правду. А может, боюсь обнаружить, что тетя меня обманывает. Или вдруг она обидится и вообще перестанет отвечать на мои вопросы, а мне еще очень многое надо узнать.
– Пожалуй, все, – помолчав, говорю я.
Это не вопрос, и поэтому Майра не отвечает. Раковина молчит, я слышу только извечный шум океана.
Я кладу на место раковину Майры и беру раковину Бэй. Я хорошо понимаю, что тетя передавала мне голос, который был сохранен когда-то давно, но сейчас мне так легко представить, что Бэй где-то совсем рядом поет для меня и скучает по мне.
Я шепчу в раковину вопрос для Бэй:
– Почему ты ушла?
Но сестра не отвечает. Она просто продолжает петь.
Я ложусь на спину, закрываю глаза и пытаюсь представить, на что способна Майра. Как и все сирены, она способна убеждать, но еще моя тетя отлично умеет подражать чужим голосам, может задавать вопросы людям из прошлого, которые ждут возможности на них ответить, и ухитряется помещать сказанные кем-то слова в маленький мир морской раковины.
А ведь та женщина из далекого прошлого права.
Быть сиреной действительно и прекрасно, и страшно одновременно.
Глава 11
– Я тут кое-что для тебя придумал, – говорит Тру. – Правда, пока еще не совсем готово, но, по-моему, получилось неплохо.
