— Такова жизнь, правда? Нельзя быть богатым и счастливым одновременно, так?
Орбан фыркнул.
— Ложь. Я именно таков.
— Ага, потому что ты венгр.
Он раздумывал, нет ли в этом какого-то скрытого оскорбления, но я позвал его за собой на поиски девушек. Надо было выяснить, какое оружие нам потребуется. Девушки радостно общались с работниками Орбана, которые устроили им подробную экскурсию по фабрике смерти, и явно наслаждались процессом.
— Бобби! — крикнула Галина. — У них танк есть! Русский. Надо брать!
— Хорошая забава, — сказала Оксана. — Въедем прямо внутрь…
Я оборвал ее прежде, чем она успела ляпнуть, что мы собираемся вломиться в Стэнфордский музей имени Элизабет Этелл. Всецело доверяя Орбану, я не слишком хорошо знал его работников. На самом деле, некоторые из них выглядели так, будто вполне могли втайне разделять взгляды на мир и на жизнь, проповедуемые в «Черном Солнце». Может, я и ханжа, но татуировка «Белая Сила» заставляет задуматься.
— Нам нужно нечто более тихое, — сказал я. — Но, думаю, один огнемет нам бы пригодился. Как насчет этого?
— Вы серьезно? — спросила Галина. — Ха! Тогда я его возьму!
— Поделишься, — сказала Оксана тоном девочки, которой подарили на Хэллоуин зубную щетку. — А мне что?
— Ружья, — ответил я. — И, вероятно, распылитель нитрата серебра.
— Он пламя делает?
— К сожалению, нет.
Я наклонился к ее уху.
— Но от него те мерзкие Дети Кошмара будут корчиться, как слизни, которых солью посыпали, — прошептал я.
— О'кей, наверное, — обреченно ответила Оксана. Стоящая позади нее Галина изображала шум огнемета, делая вид, что испепеляет рабочих. Те вернулись за верстаки.
— Думаю, смогу.
Современные дети, им всегда мало, так ведь?
ГЛАВА 27
НОВАЯ СМЕРТЕЛЬНАЯ УГРОЗА
Я постучал в дверь.
— Входите, — сказала одна из них. И я вошел.
Обе амазонки были в дорогущей ванне Каз. Нагие. Мокрые, скользкие, вспотевшие, со сверкающими татуировками. Вода была и на плитках пола. Галина соорудила из мыльной пены комочки, прикрыв соски, и принялась втирать шампунь в рыжие волосы. Оксана не озаботилась и этим, но водрузила большой ком пены себе на голову, будто пену капучино. Куча подтянутого, мускулистого, молодого тела, в количестве двух женщин, мокрых и покрытых мыльной пеной. Я глядел на это секунды две, а потом выскочил обратно и захлопнул дверь.
— Иисусе Генри Христос! — воскликнул я. — Что вы творите? Убить меня хотите?
— Что плохого, Бобби? — отозвалась Галина с другой стороны двери.
— Что плохого? Вы обе нагие. Я храню воздержание, на хрен, и мне это не нравится. Вы либо чудовища, либо тупые, либо и то, и другое вместе.
Я услышал, как они обе захихикали. Никогда не слышал, чтобы украинские лесбиянки издавали такие звуки, подобно злым герл-скаутам.
— Но вы же ангел, Бобби! — крикнула Оксана. — Это все равно, что доктор.
— Нет. Вовсе не все равно. Вы, значит, обнажились и намылились для медосмотра, да? Надеюсь, что нет. Серьезно, не делайте со мной такой хрени.
— Простите, Бобби.
Но по тону было ясно, что они вовсе не чувствуют себя виноватыми. Терпеть не могу, когда люди пользуются моей добротой, поскольку, в первую очередь, на хрен мне сдалась эта моя доброта.
— Я хотел вам сказать, что ребята прибыли. Выходите поскорее, пора приниматься за дело.
Я сделал паузу, поняв, что дал им пространство для маневра.
— Выходите, прикрыв одеждой все важные части. Может, Клэренсу с Уэнделлом и все равно, но у меня другие вкусы, нежели у них.
— Это точно, — сказал Клэренс из другой комнаты. — У тебя привычка быть задницей. Меня Гаррисон зовут, помнишь?
Я вернулся в комнату и плюхнулся в кресло.
— Слушай, я обещал, что постараюсь. Иногда я ошибаюсь. Сделай одолжение, не поправляй меня каждый раз, о'кей?
Я начал раскладывать карты, ожидая появления девушек.
— Кстати, как вы, оба? На работе все нормально? Слишком много вопросов не задают?
— Большинство даже не знают, что мы пара, — сказал Уэнделл, улыбаясь Клэренсу. — Мы стараемся не выставлять это из-за наших нынешних занятий.
— На самом деле, я не об этом спрашивал, — сказал я, сделав пару пометок на карте музея. — Может, Уэнделл держит рот закрытым потому, что стыдится тебя, Гаррисон. В конце концов, кому нравятся такие придиры.
— Пытаться сподвигнуть тебя на нормальное человеческое поведение и придираться — не одно и то же, Бобби.
Он закатил глаза.
— По меркам ангелов, ты полная свинья.
— Ага, и именно поэтому я только что захлопнул дверь в ванную, где в моей ванной стоят две нагие женщины, так быстро, что даже татуировки их не успел разглядеть.
— Ты бы ничего и не понял. Там по-украински написано.
— Гм. Интересно, есть ли в их языке понятие «злобного и продуманного эксгибиционизма»?
— Лечиться надо вам, Бобби, — сказала Галина, с волосами, убранными в подобие тюрбана из полотенца. Остальное ее тело покрывали футболка и шорты. Внутри все колыхалось и шевелилось, но, по крайней мере, я не был вынужден глядеть на все это воочию.
— Не медицину, а медитацию, размышление я имел в виду. Черт, вы бегаете по квартире нагишом, шумно занимаетесь сексом в соседней комнате, а мне еще надо объяснять свои шутки. У меня в тюрьме соседи лучше были.
— Наверное, и возможностей трахаться там больше было, — сказала Оксана, выходя из ванной в халате.
— Блин, они еще и шутят. Если это была шутка. В сибирском ГУЛАГе вы были бы записными шутниками. Ладно, садитесь. Надо поговорить о многом.
— Я не хочу оставаться снаружи, если туда пойдет Гаррисон, — сказал Уэнделл. — У меня есть опыт в таких делах, а у него нет.
— Я смогу о себе позаботиться, — сказал Клэренс тоном девятилетнего ребенка. Но это напомнило мне о том, что с нами были и обычные люди, и, в отличие от «Арф» и «Облаков», где служил Уэнделл, я не мог пообещать им новые тела, если что-то случится.
— Дело не в этом, — сказал я. — Не беспокойся, обещаю, я присмотрю за… Гаррисоном.
— Эй! — воскликнул тот. — Я не ребенок!
— Однако дело не в этом, — продолжил я. — Он уже, в некотором роде, скомпрометирован. В смысле, наши боссы знают, что он предпочел остаться адвокатом после того, как был их шпионом, и что он общается со мной. Но о том, Уэнделл, что ты с нами, не знает никто.
— И что?
