Ромеро начал с вопроса Орлану:
– Дорогой союзник, вы знали, что на Станции работают человекообразные?
– Знал только об одном – о самом Надсмотрщике. Его кандидатура была представлена Великому, тогда же мы и познакомились. До этого мы знали лишь то, что он потомок пленных галактов, переделанный для работ особой секретности.
Ромеро показал на инженеров:
– А эти существа тоже потомки галактов?
– По-видимому, да. Точнее ответит Надсмотрщик.
Ромеро переадресовал вопрос Надсмотрщику.
– Все служащие Станции – потомки пленных, всех нас в свое время переконструировали, – объяснил тот.
– Значит, между вами нет различий?
– Между нами огромное ранговое различие, определяющее нашу личную значимость. Одни могут быть воспроизведены путем сочетания разнополых индивидуумов, другие – нет. Вы уловили разницу?
– Кажется, да. Индивидуальное производство потомства путем сочетания разнополых существ в одну супружескую пару… Людям этот способ знаком. Вас можно воспроизвести этим методом?
– Ни в коем случае! – объявил он величественно. – Я существо высшей категории. Я не мог появиться на свет в кустарных индивидуальных родах. После первого рождения меня нужно отделывать до совершенства. Но те безмозглые, – он вывернул ручной шланг на своих подчиненных, – как родились на свет, так и были оставлены идиотами.
Я еле удержался, чтоб не засмеяться, Ромеро укоризненно скосил на меня глаза. Потупивших головы инженеров Станции явственно угнетало низкое рождение. В их среде Надсмотрщик был аристократом.
– Зачем вы, пленник, ругаете своих помощников? Почему называете их безмозглыми? – спросил Ромеро.
– Я не ругаю, а квалифицирую, – ответил он равнодушно. – Их индивидуальные мозги вынуты, и взамен вставлены датчики связи с Главным Мозгом Станции. У меня же мозг сохранен, чтоб я наблюдал за Главным Мозгом. Я – Надсмотрщик Первой Имперской категории.
– Главный Мозг Станции полностью вам подчиняется?
– Должен подчиняться. Иногда бывают аварии. Главный Мозг – плебейского естественного происхождения. Его вынули у ребенка, искусственно развили в питательной среде…
– Вы сказали: бывают аварии? Как это понять?
– Ну, как… Обычные аварии. Случается и похуже. Во время Большой войны с галактами дальний предшественник нынешнего Мозга взбунтовался – и галакты чуть не захватили Третью планету. С тех пор к каждому из шести Главных Мозгов приставляется Надсмотрщик аристократического конвейерного производства. Главный Мозг – мой раб. Если он выйдет из повиновения, я его уничтожу.
– Главный Мозг функционирует четко?
– Если бы он функционировал четко, вас бы здесь не было. Высадка вашего звездолета не запрограммирована, тем более захват Станции.
– Почему же вы не уничтожили Мозг Станции?
– Неповиновения не было. Все мои приказы он выполнял. Я сам контролировал распоряжения, которые он отдавал исполнителям. Он оставался послушным до взрыва, когда я потерял с ним контакт.
– Фантомы создавались вами или им?
– Низменное умение создавать мне не по рангу. Надсмотрщики Первой Имперской категории приравнены к разрушителям Четвертой Имперской. Мне доверены все функции контроля и одна функция разрушения – уничтожение Главного Мозга Станции, если он выйдет из-под контроля.
Иногда Ромеро изменял своему подчеркнутому спокойствию – и тогда он никому не казался вежливым.
– По-моему, с этим болваном больше говорить не о чем, адмирал. В подвалах Станции имеются казематы, отлично подходящие ему по размеру. Предлагаю пройти в помещение Главного Мозга.
16
Я вскрикнул, едва переступив порог. Я предчувствовал, что меня ждет неожиданность, готовился к неожиданности, но когда неожиданность произошла, у меня затряслись ноги.
Помещение, куда мы вошли, я посещал в моих снах.
Это была галактическая рубка разрушителей: высокий, теряющийся в темноте купол, две звездные полусферы вверху – сейчас они были темны, но я помнил, как они горели звездами и корабельными огнями, именно здесь я с замиранием сердца следил, как флот Аллана штурмует теснины Персея.
А посередине зала, между полом и потолком, тихо реял полупрозрачный шар. Тогда, в вещем своем бреду, я страшно боялся приблизиться к нему, а сейчас сам хотел подойти, но ноги плохо слушались меня: в шаре плавал Главный Мозг Станции…
Не знаю, сколько бы я, ошеломленный, стоял на пороге, загораживая проход, если бы в помещении не раздался обращенный к нам Голос.
Нет, я должен на этом остановиться!
В моем безыскусном повествовании, где нет ни атома фантастики, лишь голос этот, звучавший отовсюду: сверху, с боков, в нас самих, – лишь он даже сейчас мне кажется фантастическим. Я слышал его много раз, путал с собственным голосом, с голосом Орлана – теперь он был сам по себе, свой, а не переданный другому, знакомый в целом и в мелочах, в каждом звуке, в каждом придыхании – знакомый!
Он был чарующе красив, звучен, торжествен… Я говорю чепуху! Этот голос был добр – вот главное в нем.
– Входите, люди и друзья людей! – проговорил Голос. Один Ромеро среди нас так совершенно владел современным международным человеческим языком, как этот Голос, никогда до того не знавший человека. – Я так долго ждал вас – и вы пришли!
Спазм сжал мне горло. Ромеро посмотрел на меня с мольбой, Андре сердито толкнул локтем. Надо было ответить на обращение Голоса, но всех моих сил хватило лишь на то, чтобы пробормотать что-то невразумительное.
– Я рад, что вы здесь, адмирал Эли! – продолжал Голос. – Я счастлив, что вы победили.
Я отчаянно придумывал, что бы сказать торжественного и величественного, но в голову упрямо лезли одни глупости, и я, ужасаясь своей нетактичности, сдавленно выговорил:
– Если ты рад нашей победе, почему не помог нам победить?
Голос ответил с мягким упреком:
– Я помогал, Эли.
У остальных вид был не умнее моего. Общее смущение подействовало на меня успокаивающе. Я исправился:
– Я хотел сказать: ты мог бы открыть двери Станции без кровавых сражений с фантомами.
Упрек в Голосе стал отчетливей:
– Ты забыл о Надсмотрщике, которого вы заперли в каземате. Этот глупец проверял каждую мою команду. Мне пришлось искать пути, недоступные его пониманию.
Я понемногу справлялся с потрясением.
– Ты назвал меня по имени… Очевидно, ты знаешь нас всех?
– Да, знаю. И секретаря адмирала Ромеро, и трех капитанов – Осиму, Петри и Камагина, и доброго Лусина, и тебя, бедная Мери, потерявшая единственного сына, – я пытался спасти его, но не сумел… И тебя я знаю, умный Орлан, я часто навещал тебя, нашептывая свои планы и порождая в тебе мучительные сомнения. И ты, смелый Гиг, встречался со мной, после вашей высадки на Третьей планете мы работали с тобой на одной мозговой волне. И в тебе, храбрый Труб, я не раз говорил твоим же голосом – правда, ты мало прислушивался к своему голосу. И с тобой я беседовал, блистательный Андре, так умело лишивший себя разума, я вместе с твоими друзьями помогал тебе выбраться из трясины безумия. Все вы мои знакомые – с того момента, когда я закрыл вашим кораблям выход из Персея. Но ближе всех мне ты, Эли, твои мозговые излучения раньше других уловили мои приемники, и тебе единственному я открыто являлся в снах.
