Космолеты, ставшие планетами, вышвырнули за пределы Трех Солнц, и сейчас они слоняются где-то, поглощая встречную пыль и расправляясь с мелкими космическими телами, ибо лишь при притоке постороннего вещества сохраняют жизнедеятельность.
– С одним космическим хищником встретились и мы, – сказал Ромеро. – Он напал на нас, но мы его отбросили.
С уничтожения кораблей-чистильщиков начались главные беды. Перед дальними рейсами звездолеты проходили подзарядку у Трех Солнц, накапливая запасы энергии. Теперь взрывался любой корабль, устремившийся к Трем Солнцам. Стало опасно выходить в межзвездный простор.
Несколько кораблей ушло к другим солнцам, сообщения от них вскоре перестали поступать – очевидно, они погибли. Так стала закатываться цивилизация аранов. Оставалась одна надежда – неведомые боги появились внезапно, они могут так же внезапно исчезнуть. Нужно притаиться и ждать часа освобождения.
Араны притаились, но вместо радостного освобождения пришло горькое прозрение. Тогда и стали называть пришельцев Жестокими богами. Они терзали не только аранов, но и природу. Они замахнулись на само время! Спокойное, однолинейное время Трех Солнц стали выгибать и вспучивать. У планеты аранов имеется спутник – единственное место, куда Жестокие боги разрешают выбираться, не наказывая. Но день, проведенный на спутнике, старит, как неделя на планете. А у тех, кто забирался дальше, сердце жило в одном времени, ноги в другом. Одни части тела долго не старели, другие быстро дряхлели. В аране сохранялась молодость и нарастала старость. Он был и в прошлом, и в будущем. Он мыслил разными мыслями, и желал разными желаниями, и отвечал на вопросы: «Да – нет! Да – нет!» Он переставал двигаться: одни ноги стремились вперед, а другие тянули назад. Страх заразиться раком времени заставил отказаться от межпланетных перелетов, даже не наказываемых богами.
Сознание конца породило последнюю попытку восстать против Жестоких богов. Но боги подавили аранов. Корабли гибли на стапелях – нарушалась синхронизация двигателей, каждый работал в своем времени. Рабочие путали приказы и операции, не было случая, чтобы команды воспринимались одинаково и выполнялись одновременно, на слабеющих аранов обрушились электрические бури. Араны свободно поглощают электроэнергию, она их пища, их язык, их способ мыслить. Но пищи стало слишком много, она породила электрические ураганы: забушевала грозная Мать – Накопительница молний.
Тогда и возникло движение ускорителей конца. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! – вот их надрывный символ веры. Устраивать публичные праздничные самосожжения! Энергию Отца-Аккумулятора, единственный источник существования, – на самоистребление!
– Мы, отрицатели, малочисленны, – закончил Оан. – Но мы верим, что можно отвратить гибель. Выкрав сохранившийся звездолет, мы решили проверить, возможно ли бегство в наше прошлое через поворот в будущее. Мы хотели замкнуть кольцо времени, но будущее не удержало нас. Я не знаю, кто вы, пришельцы. Но вы спасли меня, вы добры. Помогите бедствующим!
Он замолчал. Впоследствии мы узнали, что в нем истощился запас электрической энергии. Тогда нам показалось, что он попросту устал от наших расспросов и своих разъяснений. Впрочем, все существенное стало известно.
Ромеро сказал, что звездному страннику надо отдохнуть. Лаборатория опустела. Я захотел поговорить с Эллоном и пригласил его к себе. Эллон так не любил покидать лабораторию, что согласился без охоты.
Наша с Мери квартирка – две комнатки, спальня и гостиная. В гостиной всю стену занимает звездный экран, он, конечно, меньше смонтированных в командирском и обсервационном залах, но я выговорил себе привилегию размышлять над звездами в одиночестве. Эллон неуклюже уселся в кресло. Демиурги не любят сидеть. Им вольно лишь там, где можно широко попрыгать из угла в угол, в моей же комнате не расшагаешься.
– Эллон, – сказал я, – мне не нравится, что Оан свободно читает наши мысли и без всякого усилия освоил все наши языки. Ведь он с тобой разговаривал не на нашем, человеческом?
– Нет, конечно. Он отлично владеет языком демиургов. В частности, диалект средних планет Семьдесят девятой звезды Персея, на котором я разговаривал в детстве, ему прекрасно знаком. Мне было приятно услышать эту малораспространенную речь. С Орланом, адмирал, я разговариваю на государственном языке. Орлан не знает моего родного диалекта.
– Орлан не понял бы языка, бытующего в его народе, а звездный чужак, ни разу никого из нас не видевший, мгновенно, не обучаясь, заговорил на незнакомых ему языках, и по крайней мере на пяти-шести одновременно.
– Тебя это удивляет, адмирал?
– Меня это пугает, Эллон. Я не понимаю, откуда берется такая мощь интеллекта.
– Предположи, что мы встретились с высшим разумом.
Я недоверчиво усмехнулся:
– Высший разум – и деградирующее существование? Пронзительный интеллект – и примитивные суеверия? Или на языке средних планет Семьдесят девятой звезды Персея пришелец говорил не о Жестоких богах, зловредном Отце-Аккумуляторе, какой-то злобной Матери – Накопительнице молний?
– Противоречие есть. Чего ты хочешь от меня, адмирал?
– Нельзя ли снабдить нас экранами, которые не позволили бы Оану читать мысли? На Земле попытка проникнуть в чужой мозг считается предосудительной. Наши дешифраторы снабжены ограничителями, не позволяющими проникать в мысли без согласия самого мыслящего.
Эллон на добрых сто восемьдесят градусов крутанул голову на гибкой шее. У демиургов такое вращение соответствует нашему легкому отрицательному жесту.
– Не думаю, чтобы такой экран удался, адмирал. И не уверен, что лабораторию нужно отвлекать на пустяковые разработки. У нас не завершена защита кораблей от неожиданного ротонного нападения, надо усовершенствовать и гравитационные улитки… Могу порекомендовать одно: контролируйте свои мысли, адмирал Эли. Того, чего вы не пропустите в свой мозг, звездный паук-скиталец там не обнаружит. Это же так просто, адмирал!
Это было совсем не так просто, как думал Эллон. Люди не умеют властвовать над своими эмоциями и мыслями, как демиурги. Нами порой командуют неконтролируемые чувства, мысли возникают непроизвольно – что очень редко бывает у демиургов и галактов. Я не стал спорить. Все демиурги упрямы, Эллон в этом отношении – двойной демиург. Я встал.
– Минутку, адмирал, – сказал Эллон. – Ты мне задавал вопросы, теперь задам я. Звездный паук попросил помощи. Мы ее предоставим?
– Разве ты сомневаешься, Эллон?
– Я не уверен, что нужно оказывать помощь всякому, кто ее просит. Я бы посмотрел, заслуживает ли помощи просящий о ней.
– Боюсь, экипажи звездолетов с тобой не согласятся, – холодно ответил я. – Я говорю в первую очередь о людях, но не только о них. Мы считаем своим долгом помогать тем, кто просит о помощи. Тебя удивляет такая позиция людей, Эллон?
– Удивляет. Вы очень гибки в овладении силами природы. Вы разносторонни как инженеры и конструкторы. Но каменеете, чуть коснетесь чего-либо связанного с нравственностью. Ваша мораль жестока, не признает отклонений и уступок. Вы сами усложняете общение с другими цивилизациями.
