– Убийца! – сказал я соглядатаю рамиров. – Все несчастья начались со знакомства с тобой. Ты предавал деградирующих аранов, ты попытался предать и нас. Лусин заплатил за это жизнью. Петри и его экипаж – вот наша следующая выплата. Я не знаю, зачем твоим господам понадобилось поддерживать убийственные условия на Арании, зачем вы определили себе эту грязную профессию – быть Жестокими богами? Но зато я знаю теперь, что никакие вы не боги, никакая не высшая сила, тем более не высокая, какой должно быть мало-мальски приличное божество, если бы оно реально существовало. Вы только жестокие, но не высокие, вы только могучие, но не всемогущие, только сильные, но не всесильные. «Эти недоучки рамиры!» – презрительно сказал Эллон. Правильно, недоучки! Как ты пугался трансформации времени в ядре, Оан! Больное, рыхлое, рак! А оно не больное, оно лишь меняющееся, стремительно меняющееся, удивительно упругое, при сближении превращающее одновременность в разновременность. И этот взрыв времени предохраняет ядро, куда вы и сунуться боитесь, от другого взрыва – взрыва вещества. Вы это знали?
Я замолчал, отдыхая. Я многое дал бы, чтобы оживить лжеарана и, ожившему, бросить страшные обвинения. Он недвижно висел передо мной. И все три глаза были мертвы – нижние, обыкновенные, умевшие только всматриваться, и верхний, грозный, умевший проникать в чужой мозг… Оан не мог слышать, не мог ответить. Он был мертв. Он успел уйти от наказания. Уход из жизни ему удался. Но не из мира! Труп предателя будет вечно висеть в прозрачной теснице демиургов!
Отдохнув, я продолжил:
– Нет, вы не могли не знать об ужасной роли мирового тяготения в том кипящем котле из звезд, который мы называем ядром, и о спасительной роли так легко рвущегося здесь времени. Вы сами хотели овладеть искусством его поворота. Разве не для этого ты нырнул в бездну коллапсара? Глупец! Ты ринулся в ад, чтобы овладеть адскими силами, – так это тебе, вероятно, самому воображалось. Вот он, коллапсар, – на нашем стенде! Все, что ты искал в антивзрыве звезды, мы создаем в лаборатории. Мы еще не властны над макровременем светил, но атомное время уже разрываем, изгибаем, замедляем, убыстряем – как нам угодно! Мы уходим из ядра. Но мы еще вернемся, – и тогда, Жестокие, вряд ли вам удастся доказать, что ваша сила равна вашей жестокости!
10
А затем произошло то, что, как я сейчас понимаю, неизбежно должно было произойти.
Голос отлично чувствовал пространство; МУМ безошибочно рассчитывали скопление масс и указывали, как избежать звездных препятствий, как увильнуть от оголтело несущихся звездных шатунов; Осима артистически лавировал между скоплениями и звездами-одиночками; ему помогали Ольга и Камагин: ни один не уступал Осиме ни в опыте, ни в осторожной смелости. Все было подготовлено, все предусмотрено. Все – кроме одного. Мы были не единственной разумной силой в ядре. И мы не были хозяевами даже в том крохотном пространстве, какое вознамерились прорвать. Мы опрометчиво убедили себя, что придется преодолевать лишь слепую стихию природы. А против нас действовал враждебный разум! Мы вступили в борьбу, надеясь, что таинственных наших врагов и в помине нет. А они были – и нашей силе противопоставили свою. Сила сломила силу.
Голос предупредил, что мы приближаемся к пассивному участку пространства. Кругом в том же бешеном танце неслись бешеные светила. Олег приказал выводить «Змееносец» в конус аннигилирующего удара.
В командирском зале для меня стояло особое кресло, но я туда не пошел. Обсервационный зал сейчас был полон: команды всех трех звездолетов, свободные от вахт, сгрудились у больших экранов. Мери, Ромеро и я сели напротив малого экрана в моей комнате. И мы отчетливо разглядели, как произошла новая катастрофа.
«Змееносец» летел впереди «Козерога». Сам Камагин выводил свой звездолет под удар аннигиляторов флагманского корабля. По судовой трансляции разнеслась (приказы капитана транслировались во все помещения) быстрая команда Камагина:
– Отключаю блокировку аннигиляторов вещества. Цель в конусе ноль-ноль три. Начинаю отсчет: десять, девять, восемь, семь…
И в этот момент из мутной мглы, кипящей дикими звездами, вынесся знакомый луч, точно такой же, какой поразил «Тельца». Он миновал «Козерога», ударил в «Змееносца». Всеобщее ошеломление прервал истошный вопль Камагина:
– МУМ блокирована! Голос, Голос, есть ли связь с исполнительными механизмами? Голос, ответь!
Голос не отвечал. Мери схватилась за сердце. Ромеро, мертвенно побледнев, прошептал:
– Это рамиры, адмирал! Они в ядре! Они захватили нас в плен!
Подавленный, я не мог оторваться от экрана. МУМ не работала, аннигиляторы были блокированы, и какая-то сила вывернула наш звездолет назад и положила на прежний курс – в ядро, в кипение его диких звезд.
Часть четвертая
Погоня за собственной тенью
Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо; люди же считают одно справедливым, другое несправедливым.
Гераклит из Эфеса
Кассандра
Меня кружит пророчества безумный вихрь
И мучит боль предчувствий.
О, беда! Беда!
Предводитель хора
О чужестранка, ты слывешь провидицей.
Но прошлого предсказывать не нужно.
Эсхил
В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.
Б. Пастернак
1
Уже в первые минуты после новой катастрофы меня ужаснула догадка об истинной ее причине. Но я отогнал эту мысль: сначала надо было спасти корабль, а уж потом размышлять о том, что послужило катализатором беды. Камагин и Олег остались живы, только были уже не командирами корабля, а, как и мы все, пассажирами неуправляемой галактической скорлупки. Эллон и Ирина были растерянны, но невредимы. Лаборатория могла продолжать свои изыскания, если бы восстановилось снабжение энергией. Эллон гневно упрекнул нас с Олегом:
– Не захотели меня послушать! Торопились, а ведь ничто не грозило, пока мы не попытались безрассудно бежать.
– Идем с нами, Эллон! – приказал Олег, и мы втроем поспешили к Голосу.
Голос звучал слабо, но внятно. Он испытал болезненный толчок, когда отключилась связь с МУМ. Враги нанесли удар по управлению боевыми механизмами, все остальное – производное.
– Это рамиры. Они в ядре. Они не хотят выпускать нас. Мы – их пленники.
Граций тоже пострадал. Когда рамиры заблокировали МУМ, он, потеряв сознание, рухнул на пол. От его величавой богоподобности мало что осталось. Бессмертный, он держался на ногах гораздо хуже, чем все мы, смертные. Таланты плохо переносят жизненные передряги: в своих райских городах они позабыли о лишениях.
– Надо осмотреть МУМ, – сказал Олег.
