Я с негодованием воскликнул:
– И вы говорите все это после того, как мы видели, что они издеваются над аранами? Разве не звучит в ваших ушах надрывный вопль: «Жестокие боги!» И разве трупы Лусина и Труба, уничтоженный «Телец», разгромленная эскадра не свидетельствуют, что они жестокие и что они враги?
– Нет, нимало не свидетельствуют!
– Кто-то из нас двоих и вправду сошел с ума! И надеюсь, что это не я. Кто же они такие, если не жестокие и не враги?
– Адмирал! Они равнодушны к нам.
9
Я бы погрешил против истины, если бы не признался, что был потрясен. Есть слова радостные и неприятные, пустые и малозначащие, легковесные и такие, что тяжесть их ощущаешь как гирю. Большинство наших слов – информирующие. А есть слова-озаренья, слова-молнии, пронзительно высветляющие тьму, слова-ключи, размыкающие тайные двери к захороненной истине. Таким озаряющим, таким ключевым и прозвучало словечко «равнодушны». Для меня Ромеро мог дальше и не говорить. Я уверовал сразу и окончательно.
А Ромеро все говорил, распаляясь от собственного красноречия. Все переворачивалось, все становилось с головы на ноги: в грозный мир, окружавший нас, в нелепый и дикий мир возвращалась естественность.
Гибель «Змееносца» навела и Ромеро на мысль, что у рамиров и после смерти Оана имеется свой информатор на «Козероге». Но потом он засомневался: нужны ли им агенты среди нас? Враги ли они? И он вспомнил предания разрушителей и галактов, что могущественные рамиры переселились в центр Галактики, чтобы перестраивать ядро. Вот оно, это ужасное ядро, за бортами корабля! Невообразимый хаос, непрерывно длящийся вечный взрыв – такова грозная картина ядра. Что здесь перестраивать? Здесь может быть лишь одна надежда – не допустить до всеобщего столкновения звезд, до вселенского коллапса, грозящего гибелью всей Галактике. Всемирное тяготение, такое чудесное свойство материи в местах, где ее мало, становится проклятием, когда материя сгущена, как в ядре. Самые надежные лекарства превращаются в яды, если брать их в больших количествах.
– Я вообразил себе, что мы на много порядков могущественней, чем сейчас. И пришел к выводу, что поставил бы себе задачу – подальше убирать от ядра все, что возможно, вынести на периферию Галактики, создать дисгармонию, как-то направленную против процессов, ведущих к взрыву. Не о том ли сигнализирует выброс из ядра шарового скопления с миллионами звезд? Не имеет ли к тому же отношения и распыление светил в Гибнущих мирах, а возможно, еще в тысячах скоплений, которые остались нам неизвестны? И если при этом гибнут какие-то формы жизни – не останутся ли к этому равнодушны могущественные чистильщики? Вас это возмущает? Но вообразите такую ситуацию. Заражен гниением большой участок леса, болезнь распространяется на весь лес. Мы вышли бороться с гнилью, валим деревья. Станем ли мы считаться с тем, что попутно уничтожим и какую-то часть лесных муравьев? Мы равнодушны к ним, мы не желаем их гибели. Пусть они бегут, лишь бы не мешали. Но если, разъяренные, что их жилища разворочены, они кинутся на нас, неужели мы их не передавим? Нет ли здесь аналогии с тем, что мы наблюдали в Гибнущих мирах?
– Мы, очевидно, тоже относимся к галактическим муравьям? – спокойно поинтересовался Олег.
– В какой-то степени – да. Рамиры могли бы давно уничтожить и нас, и аранов, если бы мы были их реальными врагами. Мы значим для рамиров столько же, сколько муравьи для человека. А что они стараются заранее знать о наших намерениях, так ведь и мы постарались бы иметь информацию о движении муравьев в лесу – ну, хотя бы для того, чтобы не губить их понапрасну. Говорю вам: рамирам плевать на нас! И лишь когда мы как-то – разрывом ли пространства, нарушением ли гравитационного равновесия – затрудняем их деятельность, они щелчком сердито отбрасывают нас, а нам представляется, будто вспыхнула война и на нас движутся армии безжалостных врагов! – Ромеро, говоривший до этого в зал, повернулся ко мне: – Убедил ли я вас, друг мой?
– На три четверти, Павел.
– А почему не полностью?
– Очень уж неприглядную роль отводите нам. Галактические муравьи! Если это и правда, то горькая.
– Когда-то люди сочли очень горькой и ту правду, что Земля вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. И многие восприняли как оскорбление, что существуют и другие разумные цивилизации, кроме человечества. Величайшей ошибкой было считать, что ты всех превосходишь. Вспомните, Эли: по мере того как росли могущество и разум человечества, все больше рассеивалось ощущение исключительности человека во Вселенной. Будем и дальше продолжать этот процесс самопознания!
– Почему вы обращаетесь ко мне? Говорите для всего экипажа!
– Спор идет о том, какую роль для рамиров играете именно вы, а не другие. А я в самой постановке вопроса вижу все то же ваше высокомерие. Не нужно новой трагедии ошибок. Мы вообразили себе рамиров слишком людеподобными, верней – существоподобными. А это не доказано, друзья мои!
Ромеро дальше сказал, что еще в двадцатом веке старой эры один физик разделил все живые существа на три класса: цивилизации первого порядка, которые приспосабливаются к обстановке; цивилизации второго порядка, которые приспосабливают обстановку к себе; и цивилизации третьего порядка, меняющие самих себя, если не могут или не хотят изменить внешней обстановки. Все животные принадлежат к первому порядку, это существа примитивные. Люди и их звездные друзья – на класс выше: им под силу делать свое окружение удобным для себя. Но люди не становятся жароупорными, чтобы спуститься в жерло вулкана, хладоустойчивыми, чтобы нагишом прогуляться в космосе. Рамиры, возможно, еще на класс выше. У них нет постоянного облика, они могут создавать себе любой. Оан не был маской арана, он был обыкновенным рамиром, напялившим араноподобие. Сверхъестественного здесь нет.
Когда-нибудь и наши потомки, друзья, будут свободно менять свой облик. И телесное несходство демиурга и человека, ангела и невидимки, галакта и арана не будет непреодолимым препятствием даже для их взаимной любви. Я верю в это!
– Вот мы и завершили обсуждение, – сказал Олег. – Самообвинения научного руководителя опровергнуты. Но удовлетворения у меня нет. Важнейшие практические вопросы темны. И самый первостепенный – как вывести последний корабль из ядра?
И Олег напомнил, что до сих пор мы искали прямых путей выхода, путей, эффективных самих по себе. Само по себе здесь ничто не эффективно.
Здесь годится лишь то, что не противодействует рамирам. А что им не противодействует? Какое наше действие не вызовет очередного щелчка по носу?
– Наш плен, между прочим, противоречит вашей теории о равнодушии к нам рамиров, – заметил Олег Павлу. – Она не объясняет насильственную задержку звездолета. А без объяснения этого вырваться на волю затруднительно. Все мы будем думать об этом, а тебя, Эли, попрошу особо. – Он с грустной насмешкой улыбнулся: – Если ты их связной, то они могли бы и подсказать тебе решение загадки!
Олег закрыл совещание, и я подошел к Мери. Она смотрела на меня как на вернувшегося из могилы. Я провел рукой по ее волосам, она улыбнулась бледной улыбкой. Глаза ее были полны слез.
