– Очень рада, что ты не нашел ничего нового в моем докладе, – заявила Вера.
– Что же тебя радует?
– А вот именно то, что наша галактическая политика тебе кажется бесспорной. Согласись, было бы печально, если бы руководитель величайшего похода человечества усомнился в его целях и задачах.
Какой-то резон в ее словах был. Во всяком случае, Большой Совет с энтузиазмом воспринял ее доклад «Принципы галактической политики человечества». После заседания члены Совета разъехались торопить отстающие космические заводы, а мы с Верой стали собираться на Ору. Я забежал к Ольге – она незадолго до нашего отлета на Землю улетела сюда рожать и теперь возилась с прехорошенькой дочкой Иринкой. Она возвращалась на Ору вслед за нами.
За четыре месяца разлуки Мери очень пополнела, порывистая ее походка превратилась в неуклюже осторожную.
Я сперва изумленно присвистнул, потом схватил Мери на руки.
– Осторожней! – сказала она. – В прогнозе беременности таскания на руках не предусмотрены.
– Отшлепать тебя, Мери! Хоть бы словечко… И Вера хороша: она-то, наверное, знала!
– Она знала, а ты должен был догадаться! – весело возразила Мери. – Я же сказала тебе, что здорова за двоих – простой человек, не адмирал, сообразил бы, в чем дело. А с Верой мы условились молчать: на Земле тебе хватало забот и без тревоги о моем состоянии.
Я засыпал Мери вопросами: кого она ждет, когда роды, как они пройдут. Мери умоляюще подняла руки. Давно я не видел ее такой довольной.
– Не все сразу, Эли! Через месяц ты получишь сына, придумывай имя. Скажи теперь, как с моими поручениями?
– Сто тяжеленных ящиков! Старинные ядерные бомбы в музеях легче твоих грузов. Я чуть не надорвался, когда поднимал один.
Мери засмеялась:
– В ящиках тоже бомбы, только распространяют они жизнь, а не смерть.
– Жизнь, ты сказала?
– Да, жизнь. Что тебя удивляет? Наша женская судьба – порождать жизнь. Разрушение – древняя привилегия мужчин. Что – не так?
– Не надо меня агитировать, Мери. На матриархат я не соглашусь. Максимум моих уступок – равноправие. Тебе привет от еще одной распространительницы жизни. У Ольги дочь Иринка. Прогнозы сбылись блестяще, роды прошли хорошо.
– Рада за Ольгу. Но, кажется, состояние других женщин тебя интересовало больше, чем состояние жены?
– Другие женщины не так скрытны, тем более их мужья. Когда один командир эскадры срочно просится на Землю, а второй чуть не ежедневно прибегает на станцию сверхсветовой связи, командующий должен поинтересоваться, что с его помощниками. С ближайшим курьером и тебя отправим рожать на Землю, как велит традиция.
– Положим начало новой традиции – я буду рожать на Оре. Не делай огорченного лица, здесь мне будет не хуже, чем на Земле.
– Тогда назовем сына Астром, – сказал я торжественно. – Раз он будет первым человеком, рожденным на иных звездах, то и имя у него должно быть звездное.
6
МУМ пообещала, что роды будут нелегкими, и они были нелегкими. В эти дни я часто вспоминал Андре: он тревожился за Жанну, а я посмеивался, ибо знал, что новый человек появится на свет в предсказанный срок и все будет благополучно. Сейчас я тоже знал, что Астру гарантировано удачное рождение, но волновался не меньше Андре.
Он был, конечно, отличный паренек, наш Астр, пять килограммов мускулов и обаяния, он засмеялся, чуть раскрыл глаза, радостно задрыгал ножками – ему показалось хорошо на свете!
– Он ударил меня ножкой в грудь, и, знаешь, было больно, – с восторгом утверждала Вера. – Скоро мы покажем его тебе, посмотришь, какого родил озорника.
– Он похож на тебя, Эли, – добавила Ольга. Она, прилетев, сразу пошла к Мери. – Он хохочет, как ты, у него твое умное лицо, а когда ему что-то не понравилось, он нахмурился не хуже тебя.
А потом посыпались послания с Земли, и первое от Альберта. Этот мальчишка поздравил нас с Мери по-своему. Он предложил Большой просчитать, какие космологические проблемы будут волновать нарождающееся поколение, и Большая выделила два вопроса: проникновение в загадочное ядро Галактики, скрытое от нас темными туманностями, и выпадение Гиад из нашего мироздания – теперь уже не подлежало сомнению, что их звезды рушатся в какую-то яму в космосе, разверзшуюся словно специально для них.
Астру надлежит первому из людей броситься в эту пропасть, пророчествовал Альберт, он первый исследует, вправду ли она бездонна.
Я не мистик и не ясновидец, я не мог догадаться в то время о судьбе, уготованной Астру, но хорошо помню, каким зловещим холодом повеяло на меня от астрологической шутки Альберта!
Мери, когда меня пустили к ней, выглядела такой веселой и красивой, словно вернулась с прогулки, а не выкарабкалась из болезни.
– Я знала, что Астр будет похож на тебя, – сказала она. – Уже на третьем месяце беременности у меня были его гороскопические фотографии, но тебе я не показала, я была тобой недовольна. Не оправдывайся. Лучше скажи, когда старт.
– Уже скоро. Ты хочешь присутствовать при нашем отлете или возвратишься на Землю раньше?
– Я хочу лететь с тобой!
– Чепуха, – сказал я великодушно. – Я знаю: у молодых матерей бывают странные причуды.
– О всех моих причудах ты даже не догадываешься! Придется тебе взять нас с Астром с собой.
Я пытался переубедить ее. Я привел в пример Ольгу. Ольга – известнейший галактический капитан, кому-кому, а ей нужно идти в экспедицию. А она попросилась в резервную третью эскадру, стартующую с Оры года через три, – так ей хочется побыть со своей Ириночкой подольше. О том же, чтобы тащить девочку в опасный поход, ни она, ни Леонид и не помышляют. Материнство, сказал я, это древнейшая из человеческих профессий, все мы должны считаться со священными обязанностями матери – даже в наше время, когда детишкам в яслях куда удобнее, чем у подола родительницы.
– По-моему, я не хуже тебя знаю профессию матери, – возразила Мери, хмурясь. – Уговоры бесполезны, мы летим с тобой.
– Но почему? Объясни по-человечески: для чего тебе подвергать себя и Астра опасности?
На это она ответила так:
– Где ты, Кай, там и я, Кая.
Я не понял, почему она назвала меня Каем, а навести справку у МУМ как-то не удосужился.
– Ты, кажется, хочешь, чтобы я внес Астра в списки экипажа?
– Не иронизируй. Я хочу именно этого.
Я прошел к Астру. Малыш дрыгал ногами и пускал пузыри. Он невнятно проговорил: «Бы!» Он вовсе не спал, отрешенный от окружающего, как любят проделывать другие человечки его возраста, он отнюдь не был некой «вещью в себе», он уже жил, уже энергично барахтался в этом новом для него мире.
И когда я схватил его под мышки и поставил ножками на перину, он не сжал безвольно коленки, не повис беспомощно в воздухе, а энергично ударил пятками в одеяльце. Он отталкивался от постели, уминал ее ножками, бил меня в грудь, порывался идти. Он беззвучно хохотал, ловил пухлыми ручками воздух – нет, повторяю, он не покоился в этом мире, сонно набираясь сил, а действовал в нем, упругий, звонкий, всем своим существом радующийся тому, что существует.
