В командирском зале Осима встретил меня словами:
– Наконец-то вы появились, адмирал. Командующий вражеским флотом обратился с наглым посланием.
16
Прежде чем ознакомиться с депешей разрушителей, я посмотрел на стереоэкран. Зеленые огоньки собирались в кучки, пылали раздражающе ярко. Что-то произошло: корабли противника пренебрегли дистанцией безопасности, недавно так строго ими соблюдаемой.
«Почему они перестали нас бояться?» – подумал я и повторил это вслух.
– Оставшийся звездолет ровно в три раза слабее, чем три прежних, – отозвался Камагин хмуро. – И враги, соответственно, чувствуют себя по крайней мере в три раза храбрее.
Арифметического соответствия тут быть не могло, но я не хотел спорить.
– Доложите послание противника, – приказал я МУМ.
Она громко заговорила:
«Галактическому кораблю, вторгшемуся в наше звездное скопление. Попытка выброситься наружу вам не удалась. Подвергнуть распаду какой-нибудь из наших кораблей вы не сможете. Вы обречены на гибель. Предлагаем капитуляцию. Гарантируем жизнь. Орлан, разрушитель Первой Имперской категории».
Я обвел глазами помощников. Ромеро отвернулся, Петри угрюмо глядел на вражеские корабли, Осима спокойно ждал приказа, чтобы тут же, не оспаривая, энергично его исполнить. Зато Камагин с вызовом глядел прямо на меня. Я знал, что он скажет.
– Ваше решение, адмирал! – потребовал Осима.
– Хочу сначала выслушать вас. Начинайте вы, Павел.
Ромеро часто хвалился своей мужской доблестью и в драках держался отлично, но стратегическим мышлением одарен не был. Современный бой на сверхсветовых скоростях с применением аннигиляторов был ему противен: в нем побеждал математический расчет, а не личная храбрость. Рыцарское представление о сражениях прозвучало в его ответе:
– Ждать нападения, а затем обороняться, пока хватит сил.
– Петри?
– Сражаться, не отвечая на послание.
– Камагин?
– Напасть! Посмотрите, Эли, они все приближаются, будто мы уже обессилели, скоро, очень скоро они попадут в конус удара аннигиляторов. Если вы разрешите мне занять одно из командирских кресел, я выброшу на тот свет треть неприятельского флота, прежде чем они откроют дорогу туда нам самим.
– Ясно. Вы, Осима?
– Атаковать, потом погибнуть, – повторил он мысль Камагина. Вглядевшись в меня, он поинтересовался: – У вас другое решение, адмирал?
– Да, другое, – сказал я. – Мое предложение – капитулировать.
Все четверо разом вскрикнули. Громче других прозвучал возмущенный выкрик Камагина:
– Сдаться в плен?
Я ответил не Камагину, а всем:
– Да, сдаться в плен! Именно это я и хочу предложить.
Они с возмущением глядели на меня. Первым успокоился Осима:
– Адмирал, уточните. Речь не только о наших жизнях. Придется сдать в сохранности звездолет – боевые аннигиляторы, МУМ.
– Сдать – да. Но не в сохранности, Осима. МУМ должна быть уничтожена, схемы аннигиляторов демонтированы. Это я поручу Камагину и вам, Осима. Враг может любоваться видом наших механизмов, но не должен разобраться в их действии.
Камагин не выдержал. Сомневаюсь, чтобы его поведение соответствовало даже современным мягким правилам, не говоря уже о дисциплине древней, приверженностью к которой он гордился.
Он вскочил и гневно закричал:
– Безумец! Вы думаете, неприятель не выбьет из пленных объяснения работы механизмов?
Вежливостью ответа я подчеркнул, что не принимаю такого тона:
– Знание всех схем аннигиляторов не является достоянием отдельных людей. Им обладает лишь все человечество в целом. Но человечество сегодня в плен не сдается, только экипажи трех звездолетов.
Теперь я знал, что время эмоций прошло, они будут не кричать на меня, а задавать осмысленные вопросы. «Половина дела сделана», – сказал я себе с облегчением.
После нового молчания заговорил Ромеро:
– Я вижу, у вас все продумано, проницательный Эли. Не откажетесь сообщить, зачем вам потребовалось сдавать нас в плен вместе со звездолетом? Неужели жизнь в плену приемлемей почетной смерти?
Его вопрос воспламенил угасшего было Камагина.
– И пусть адмирал ответит еще на один вопрос! Не влияет ли на него то обстоятельство, что на борту звездолета находится семья адмирала?
Именно этого вопроса я и ждал.
– Да, влияет. Если бы на борту звездолета не было моей семьи, я принял бы решение о капитуляции значительно раньше и без тех колебаний, которые меня одолевали.
– Вы сказали – решение? – спокойно поинтересовался Петри. – Разве это уже решение, а не свободная пока дискуссия?
– Выслушайте меня, – попросил я. – Только об одном прошу – выслушайте, а там решайте, прав я или не прав. И пусть вместе с вами слушают через МУМ все на «Волопасе».
Я заговорил с волнением, я убеждал не только слушателей, но и себя, многое во мне самом протестовало против позорного плена.
Если говорить лишь о нас, сказал я, то честная гибель в неравном бою лучше рабского существования у разрушителей.
Но мы не имеем права думать лишь о себе. Мы – первые представители человечества, попавшие в логово разрушителей, мы должны быть достойны самих себя. Умереть всякий может. Жить в тяжких условиях – подвиг. Я забочусь не о наших жизнях, даже не о том, чтобы мы познакомились с противником изнутри, хотя и это может пригодиться, если нас выручат.
Разрушители должны познакомиться с нами – вот главная задача. Наши противники должны узнать, чего мы хотим. Одни станут еще враждебней, другие задумаются, третьи начнут колебаться, а некоторые, пусть их вначале будет немного, примкнут к нам: ведь разрушители не только свирепый, но и разумный народ, никто их разума не отрицает… Нет, борьба с ними не заканчивается с нашим поражением, она продолжается, но в иной форме, без аннигиляторов и взрыва планет. Гибель в бою – легкий путь прекращения борьбы. Я уверен, что нам по плечу и более суровый жребий, я верю в себя, я верю в нас!
– А теперь решайте, – закончил я и закрыл глаза.
Несколько секунд была тишина, потом ее прервал резкий звук. Я открыл глаза. Маленький космонавт порывисто вскочил и, не удержавшись, едва не упал. Он хрипло сказал:
– Пойдемте, Осима, здесь больше нечего делать… Вы не забыли, что нам приказали демонтировать МУМ?
Осима стал медленно приподниматься. Я хотел посоветовать им не торопиться, ведь МУМ еще не объявила коллективного решения, но мне не дал заговорить вопль Петри:
– Смотрите на экран! Смотрите на экран!
Создавалось впечатление, что звездолет попал в фокус взрыва. «Испепелены!» – услышал я потрясенный шепот Ромеро.
