Ночью он не спал. Лежал в темноте, смотрел на тускло мерцающий огонёк лампады над иконой. Рядом, свернувшись калачиком, лежала Предслава. Она тоже не спала, но, прислушиваясь к дыханию мужа, дрожала от страха. В гневе сегодня Роман разрубил мечом лавку, и она заранее боялась за отца.
Устав лежать, Роман вставал, ходил, шлёпая босыми ногами по вощёным половицам, из угла в угол, потом опять ложился. Предслава, улучив миг, пробовала придвигаться ближе, но он скидывал с себя её руки:
- Пошла прочь, постылая.
- Да за что же? За что же ты со мной так? - шептала Предслава. - Чем же я тебе не потрафила?
- Батюшка твой… пёс поганый…
- Не трожь его! Он-то…
- Молчи! - Роман, только прилёгший, опять вскочил. - Слышать про него не могу! Со Всеволодом сговорился. Нарочно супротив меня замышляет…
- Да что ты такое говоришь-то? - Предслава села на постели. Длинная взлохмаченная коса её змеёй скользнула с груди. - Не мог батюшка того… Не хотел он!
- Не хотел? А крестное целование кто порушил? Поил меня на Горе, клялся… Иуда проклятый! Отольётся ему! - Не смей! - не выдержала Предслава. - Он великий князь, а ты…
- А я его… х-холоп? - Рассердившись, Роман опять начал заикаться. - Т-т…т-ты… Я не х-х… Н-н-ник-когда не б-был и не б-б… Дура!
Предслава вздрогнула, как от пощёчины. Лицо Романа пошло красными пятнами, глаза горели углями, и княгине представилось, что перед нею сам дьявол. Испуганно пискнув, она вжалась в угол, осеняя себя крестным знамением.
Роман с презрением посмотрел на перекошенное страхом, белое лицо жены, сплюнул и вышел вон.
* * *
На другой день сидел во главе боярского совета бледный, злой и невыспавшийся.
Чуя его гнев, бояре притихли. Когда их созвали в палату и они увидели глаза князя, многие перепугались - а Не всплыли ли их старые грехи. Семьюнок так вовсе начал креститься и читать по себе отходную. Вячеслав Толстый заохал и грузно осел на лавке. Порядком помятый боярин Остамир был единственным, кто ведал причину княжьего гнева и надеялся только, что на сей раз пронесёт.
Роман ещё задыхался от гнева, а потому говорил медленно, до белизны стискивая пальцами подлокотники.
- Призвал я вас сюда, мужи володимерские, - начал он, еле шевеля скулами, - дабы сообщить вам, что тесть мой Рюрик киевский оскорбил меня - отняв по крестному целованию на снеме полученные города… дал мне замес-то них… малый удел. Сам же нарочно крамолу сковал и отнятый у меня Торческ… сыну своему… Ростиславу… - передохнул, сцепив зубы, но про Всеволода Большое Гнездо поминать не стал. - Я за обиду спуску давать не намерен. Како аукнется, тако и откликнется. А посему думайте, бояре, как отплатить за обиду.
Бояре завертели головами. Про города Поросья многие слышали, надеялись получить от князя за верную службу места воевод иль посадников. Сбыгнев Константинич так вообще был уверен, что пошлёт князь его в Триполь с сыном Заславом - здесь, на Волыни, не было у них угодий, как в Галиции, и бояре надеялись получить от князя землю в удел.
Боярин Жирослав посверкивал глазами, словно всё знал заранее. Внимательно следивший за боярами Роман угадал его мысли и кивнул:
- Говори,боярин!
- Княже, обида - тебе бесчестье, - прижимая руку ко груди, заговорил боярин. - Отец твой в Киеве сидел, дед твой великим князем был. Прадеда Великим называли, а про пращура так вовсе песни складывают. Тесть твой тебя обидел неправедно и сие спускать никак нельзя.
- Ведомо, - снова начиная злиться, отмахнулся Роман. - Делать что?
- Неправедно судит князь Рюрик, - как ни в чём не бывало продолжал Жирослав. - Верных своих обижает, а неверных приближает.
Роман зло зафыркал - он не любил долгих речей, предпочитая действовать.
- Суть молви, боярин, - процедил сквозь зубы.
- Дозволь, княже? - нежданно вставил слово Рогволод Степаныч.
Сей боярин на советах говорил редко, но уж если и молвил слово, то веское. Роман его любил, сына его Мирослава держал в дружине, посылал гонцом по важным делам и всячески выделял. И сейчас он явно успокоился, когда слово взял его доверенный советник.
Рогволод Степаныч встал, огладил шелковистую светлую бороду, оглядел остальных бояр. Он ведал, что иные в любой день и час могли бы предать господина своего - Семьюнок и Жирослав первыми целовали крест Всеволоду Мстиславичу, когда тот на краткий год вокняжился во Владимире, и последними отступились от него. Остамир слишком осторожен, Вячеслав Толстый только полки хорошо водит, а какому князю служить - ему едино. Эти предадут - глазом не моргнут. Рогволод недолюбливал их, и бояре это знали.
- Верно сказал боярин Жирослав, - кивнул Рогволод Степаныч, - обижает верных князь Рюрик. Но не ты один обижен, княже. По смерти Святослава Всеволодича лишились Ольговичи законного стола. На снем их не позвали, княжьего слова они не слышали, совет без них волости делил. А великому киевскому князю следовало бы помнить, что в племени Ольговичей ныне старейшество у другого князя - ныне старший черниговский князь Ярослав Всеволодович, Святославов меньшой брат. Ему бы и наследовать княжение…
По мере того как говорил Рогволод, лицо Романа светлело. Выпрямившись, он внимательно слушал боярина, а потом вдруг пристукнул кулаком по подлокотнику.
- Значит, мнишь, надо у Ольговичей подмоги просить?
- Тако мыслю, - согласно кивнул боярин. - Зело сильны Ольговичи. Хоть и страдает Посемье от половецких орд, а всё же не оскудела земля Черниговская. Ярослав Всеволодович муж смысленый, братья его, особливо Игорь Святославич и Всеволод по прозванью Буй-Тур в ратном деле не новички. А уж Святославичи, что Глеб, что Мстислав, что Всеволод, - и вовсе готовы постоять за память отца и родовую честь… Да Всеволода ты, княже, должен помнить - ведь он как-никак на твоей двухродной сестре женат. Не чужой, стало быть.
- Не чужой, - кивал Роман. - Родня. Да только и сыны Святослава киевского Рюрику родней доводились.
- Уж прости меня, старика, княже, - улыбнулся Рогволод Степаныч, - коли, что не так молвлю, но родство с нынешним великим князем ты на себе испытал. Веришь ли ему? Святославичи тож в Русской земле доли не имели, како и отец их, хотя великим князем прозывался.
Больно кольнуло Романа упоминание о чинимой несправедливости, но теперь уже виделось ему решение.
- Верно ты молвил, боярин, - воскликнул он почти весело. - Обижены Рюриком Ольговичи, а сила у них немалая. Чинится на Руси несправедливость и долг наш восстановить наши права… Добро, - он встал, - пошлю гонца, предложу ему старейшество. А ты, боярин Рогволод, собирайся - поедешь моим послом в Чернигов.
Рогволод Степаныч прижал руку к груди, поклонился большим поклоном. За его спиной скрипели зубами остальные бояре и Жирослав первым. Ну что бы ему не тянуть с велеречием, а сразу сказать - сошлись, княже, с Ольговичами, давно они зубы точат на Киевскую Русь. Зависть томила его - послом быть почётно, а кроме того тебе за верную службу и земли, и награды. Но делать было нечего.
