Роман опустил глаза, посмотрел на смятые грамоты. Рюрик от него отрёкся.
- Не много ли берет на себя тестюшка мой? - молвил он холодно. Чурыня взглянул ему в лицо и невольно отпрянул. Роман сейчас был страшен - глаза метали молнии, резче стали скулы, горбатый нос ястребиным клювом нависал над сжатыми в ниточку побелевшими губами, на щеке дрожала жилка.
- Рюрик - великий князь…
- Всеволод - великий князь! - оборвал Роман.
- Всеволоду про твоё самоуправство ведомо, - ответил Чурыня. - Скачут по дорогам гонцы, везут во Владимир-Залесский вести. А тебе - слово князя Рюрика. Берегись, Роман. Все худые дела твои в Киеве ведомы и несть тебе прощения. А за то, что порушил ты клятвы верности и отрекаешься от великого князя и службы ему, за то ныне аз обличаю тебя, аки клятвопреступника, и бесчестье тебе за то!
Даже не взглянув на Романа, Чурыня повернулся и решительным шагом направился прочь.
У самого порога, уже когда толкнул он ладонью дверь, догнал его хриплый рёв. Вздрогнул боярин, невольно обернулся - не помня себя от гнева, Роман вскочил со стола. Проклятый язык снова отказывался ему повиноваться, и он лишь заикался и скрежетал зубами.
- В… в-в… В-вон! - наконец крикнул он, топнув ногой. - П-п-п… П-псы! П-поганые!.. Люди! Взять! В поруб! Я им… я покажу! Я…
- Бесчестишь себя, княже, - покачал головой боярин. - Худо тебе будет!
- Пёс! - Роман сорвался на визг.
Прибежала стража. Послов окружили, подталкивая древками копий, повели прочь. А Роман, оставшись один, подхватил с пола грамоты и в гневе порвал их на мелкие клочки.
* * *
Вечером он долго сидел один, затворившись, не желая никого видеть. Отроки ходили на цыпочках, холопы старались не попадаться на глаза. Но, перебушевав, Роман сделался тих и задумчив. Крики криками, а дело оборачивалось нешуточное. Долго был он вассалом Рюрика, ходил в его руке, во всём слушался и почитал вместо отца. По первому слову должен был встать за него в войне, на княжеских снемах отстаивал его замыслы. Не он один - таким же вассалом, только у Всеволода Юрьевича, был ныне Владимир галицкий. Вассалами своих дядьёв были их сыновцы, дети рано умерших братьев, и мелкие удельные князья, искавшие сильной руки для защиты своих земель от соседей. У самого Романа были такие - Ингварь и Изяслав луцкие, Мстислав пересопницкий да двое недавно осиротевших сыновцев, дети Всеволода Мстиславича. Как он в руке Рюрика - так они ходили в руке Романа. Что будет с ними, когда он потеряет власть на Волыни? Не придётся ли ему скитаться по Руси и кончить жизнь в чужом краю, как умерли до него Иван Берладник, Юрий, сын Андрея Боголюбского, и Святополк Окаянный? А Ольговичи далеко. Послать им гонца? Не поспеет гонец. Да и не время сейчас поднимать полки - кончается лето, поспевают хлеба и смердов никак нельзя отрывать от полей. Не пойдут Ольговичи.
Уронив голову на руки, долго сидел Роман у стола. А очнулся, когда лёгкая рука легла ему на волосы.
Он встрепенулся - Предслава. В одной сорочке, простоволосая, княгиня тихо присела рядом на скамью, погладила князя по плечу.
- Тяжко тебе, ведаю, - прошептала она ласково. - А ты Бога-то пуще не гневи, батюшкиных послов из поруба выпусти, за стол усади да угости на славу. Молви, что не со зла то сделал. Авось батюшка и не шибко осерчает.
- Куда уж не шибко, - отстранившись и уставясь невидящим взглядом на пламя свечи, произнёс Роман, - воротил он мои крестные грамоты. Отрёкся от меня. Войной идёт…
- Не может того быть! - испугалась Предслава, прильнула к мужнину плечу. - Не верю! Сгоряча батюшка! Припугнуть тя хотел, чтоб отступился ты от Ольговичей!.. Вот погодь, - привстала она, - я человека верного пошлю в Киев. Есть у меня такой, волком поскачет, где надо - змеёй проползёт. Пошлю батюшке грамотку - что-то он мне ответит…
- Нет! - Развернувшись, Роман поймал руку жены, стиснул запястье так, что у неё навернулись на глаза слёзы. - И думать о том не моги! Грамоты порваны и сожжены! Унижаться перед Рюриком я не стану и чтобы меня унижали - не позволю! Хочет ратиться - будет ему рать!
- Окстись! - вскрикнула Предслава. - Чего ты молвишь-то? Аль злоба совсем глаза выела? Ратиться он будет! С кем? Не со всей ли Русью? А силёнок хватит? О себе не думаешь, так о дочерях подумай! Изгонят тебя из Волыни - куда нам податься? Наплодишь ворогов…
- Ольговичи…
- Да твои Ольговичи тебя первыми и продадут! - уже не таясь, закричала Предслава. - Что я - не ведаю? Они со Всеволодом стакнулись. Не до того им - Новгород Великий делят! Не станут они воевать, коли батюшка Всеволода на подмогу кликнет! Так и раздавят тебя, как курёнка! Попомни мои слова! Не пришлось бы по миру идти! Князю-то! Честь свою пятнаешь!
- С-сука! - взревел Роман, выворачивая запястье Предславе так, что она вскрикнула, и отшвырнул её прочь. - Сука! Против меня пошла?
- Остановись, Роман! После кровавыми слезами заплачешь! Роман!
Испуганно вскрикнув, Предслава шмыгнула прочь - схватив поставец, Роман замахнулся на жену. Свечи выпали, погаснув. В горницу пала темнота, и в этой тьме, прежде чем захлопнуть дверь, княгине почудилось, что тень князя исказилась, словно нечистый, попутавший Романа, на миг вырвался из его души наружу.
Не помня себя, Предслава кинулась в свои покои, рухнула перед образами на колени и прыгающими губами зашептала молитву, прося Богородицу о защите.
4
Не помогла Богородица, отвернулась Пречистая Божья Матерь от непутёвого князя - несколько дней миновало, и вот уже провожала Предслава мужа с высокого крыльца в дальнюю дорогу.
Смутно те дни было у Романа на душе. Не находил он себе места, лишился сна и покоя. Как ни таился, а проведал Рюрик Вышлобый о его замыслах. Ольговичи когда ещё соберутся в поход, а ему киевский князь грозится уже сейчас. Подмоги ждать неоткуда, если не из Польши.
Год назад скончался остаревший Казимир, князь малопольский, оставил сиротами двух малолетних сыновей. Опустел стол в Кракове, и тотчас примчался издалека последний Болеславич - Мечислав Старый. Потеряв за прошедшие годы двоих сыновей, он не растерял решительности и силы. Много было у Мешка войска, многие паны встали на его сторону, не все остались верны Казимировичам.
Год назад, по смерти Казимира, пересылалась его вдова Елена Ростиславовна с могущественным родичем. Не к братьям, Рюрику и Давиду, не к Всеволоду Большое Гнездо - к Роману Мстиславичу на Волынь летели её грамотки. Просила княгиня стать защитником и опекуном её малолетним сыновьям. Роман тогда ответил согласием - были в Польше у него друзья и приятели, много лет провёл он сам в Кракове, Сандомире и Познани, не раз помогали ляхи его отцу и ему самому. Отчего же не помочь родственникам? Но сейчас выходило так, что ему первому понадобилась подмога.
Он уже сидел на коне, на конях были его бояре и воеводы, садилась на коней дружина, обозные готовились выводить подводы, где были свалены брони, щиты, сулицы и дорожный припас. Обоз был небольшой - не на войну, в гости - просить ратную помощь отправлялся Роман.
