Тихо в те дни было во Владимире. С Рюриком киевским замирились, Всеволод Юрьевич был занят распрей с Ольговичами. Войны ждать не приходилось - накануне пришла весть, что Рюрик, к Рождеству готовый выступить против Чернигова, услышал о том, что Всеволод замирился с Ольговичами и получил от них грамоты с крестным целованием, распустил свои дружины по сёлам и спокойно отъехал во Вручий. Из Половецкой степи не доходило никаких вестей. В Польше Мешко Старый всё-таки добился своего - большинство палатинов и можновладцев на сейме приняли его князем, и он торжественно въехал в Краков, не обижая, впрочем, вдову брата с детьми. В отличие от Казимира, который был готов предаться католической церкви и имел право передавать свой стол только сыновьям, минуя древнее лествичное право, Мечислав стоял за старые традиции - но только до тех пор, пока дело касалось именно его. Последний его сын Владислав был достаточно взрослым, и Мечислав был уверен, что ему приличнее княжить в Польше, чем восьмилетнему Лешеку.
Роман тоже успокоился. После того как невесть куда исчез боярин Остамир, а его земли были отобраны в княжью казну, остальные бояре попритихли. Мончук и Микифор только раз приезжали к боярину Жирославу, о чём-то перешёптывались, но вслух голоса подавать не рисковали.К Жирославу самому прибыл гонец - княжий вой упредил боярина, что князь на Него зело сердит и грозится опалой. Боярин Семьюнок ходил тише воды, ниже травы и, появляясь в думе, старался попасть Роману на глаза, угодливо со всем соглашался и изо всех сил хотел казаться полезным и преданным слугой.
В такую пору весть о нападении ятвягов на Визну прозвучала громом среди ясного неба.
Не теряя времени, Роман собрал думу. Сидел на стольце, тиская пальцами подлокотники. Глаза его горели, рот хищно кривился.
- Не допустим, бояре, чтоб дикие ятвязи зорили землю, - сквозь зубы выдыхал он.
- Огнём и мечом пройдём по их землям. Отомстим. Чтоб впредь неповадно было! Чтоб зареклись! Чтоб на века запомнили! Хуже половцев! Нашего языка люди! Своих зорят! Соседей! Ну да мы их…
Волнуясь, терял власть над языком и злился ещё больше. Наконец осёкся вовсе, грохнул кулаком по стольцу и рявкнул:
- Собирайте дружины! Идём на ятвягов! Чтоб через седьмицу быть готовыми!
Бояре взволнованно загомонили, всплёскивая руками. По всему выходило, что в поход они идти бы рады, но у кого жито не уродилось, у кого в деревеньке случился пожар, кто надумал женить сына или отдавать замуж дочь и всё ушло на приданое. А иные и вовсе вздыхали, что оскудели они зело, и намекали, что, кабы пожаловал им князь какие ни на есть угодья этим летом, - вот зимой они бы отплатили ему сторицей.
- Неча! - Роман взвился с места. - В-вороги вы нашему краю! М-мало Ост-тамира? За ним з-з-захотели? Сей же час! К-кликну отроков!
Бояре разом притихли, втягивая головы в плечи. Крут нравом был Роман, не один Остамир уже пропал невесть куда, и многие ждали своего черёда.
- Ба-атюшка княже, - всплеснул руками Семьюнок, помалкивавший до сей поры и только кивавший головой, - не изволь сумлеваться. Людишек вооружить мы не отказываемся - только кликни и пригоним столько, сколько хошь! Об ином бояре мыслят - каково на Руси деется. Слышь, никак Всеволод владимиро-суздальский сызнова рать кликнет? А ты в поход собрался? Что тогда?
- Пустое, - упрямо мотнул головой Роман. - В-Всево-лод не пойдёт… М-мир у него, а у н-нас… Н-нынче же поход! Жду, б-бояре!
И встал, и вышел, оставив думцев качать головами и охать.
Узнав о решении мужа, забеспокоилась и Предслава. Роман не привык делиться с женой своими решениями - женился он на восемнадцатилетней девочке почти тридцатилетним мужем. Сперва оберегал её от лишних забот, а после, когда рассорился с Рюриком Ростиславичем из-за Поросья, вовсе старался ничего жене не рассказывать. От верных мамок и нянек, чьи женихи и мужья уходили в поход с княжьей дружиной, узнала Предслава о сборах. Да и без того стояла на дворе суета - звенели в кузнях молотки - оружейники правили мечи, ковались наконечники для стрел и копий, бронники и щитники спешили исполнить княжий заказ. Гридни чистили и откармливали коней, примеряли доспехи, ключник снаряжал обоз.
Роман, живя походом, с женой разве что трапезовал вместе. А Предслава не находила себе места.
- Ну скажи на милость, куды ты собрался? - не выдержав, пристала она к нему с расспросами. - Нешто пересидеть нельзя? Ну на что тебе этот поход сдался? Ведь не угры пришли? И не половцы! Какой от литвы вред? Соседи они нам! Нешто на соседей злобятся?
- Дура, баба, - с изумлением, забыв даже рассердиться, ответил Роман. - Соседи эти хуже ворогов. Мы сидеть будем, половца ждать, а ятвязи нас пущай зорят? Визну окружили! Окрестности пожгли! А народу небось сколь положили да в полон угнали! Волынь - мой край, моя отчина. Нешто буду сидеть и глядеть, как её грабят?
- Да на кой тебе самому-то идти? - всплёскивала руками Предслава. - Пошли воевод! Вячеслав воин добрый. Придай ему бояр, а после встреть их с победой да честным пиром! Вот княжье дело!
- Что-то не замечаю я, чтоб иные князья дома сидели, пока их дружины воевали, - криво усмехнулся Роман. - Иль и тебе Галичина покоя не даёт? Ярославу Осмомыслу тоже походы были не любы, вот он всюду воевод и пущал.
- И то добро! - закивала Предслава. - Вспомни - как его уважали иные князья? За силу, за доблесть полков, за мудрость…
- И за то, что дал боярам волю и сам же от их своеволия пострадал, - добавил Роман, мрачнея. Не мог он забыть, как обошлись с ним привыкшие к самостоятельности галицкие бояре. Захотели - призвали. Захотели - изгнали. Своих еле к ногтю прижал, угрозами всё обошлось. А галицких, видать, только калёным железом проймёшь.
Предслава видела, как помрачнел Роман, но не сдавалась.
- Да и сам ты не слаб ли ещё от раны? Ведь по осени тебя привезли - еле дышал! Сколько я ночей не спала, как молилась, как плакала! Вдругорядь судьбу попытать хочешь? Един раз повезло, выжил, а второго раза не будет! Не принесёт счастья мне этот твой поход! - вдруг вскрикнула она, падая мужу на грудь. - Беду сердце чует! Ой, Романе…
Она всплакнула, и Роман с усилием оторвал от себя жену.
- Д-дура! - выдохнул он сквозь зубы. - Баба и есть! С-с-сызнова каркаешь? В-вот я тебя…
Одним движением он сорвал с себя кручёный поясок, рванулся другой рукой схватить княгиню за косу. Предслава шарахнулась прочь, закрываясь руками. Роман поймал жену за рукав, подтянул к себе, огрел по спине раз, другой.
- Будет каркать! Б-будет смерть п-предрекать! - приговаривал он при каждом ударе. - П-попомнишь! Всё п-попомнишь! Всё!
Видя, как быстро разошёлся муж, Предслава только постанывала, закрывая от ударов лицо. Когда же он отпустил её, женщина тихо сползла по стене на пол, скорчившись в углу. Силён был Роман - даже простым пояском выпорол жену так, что она только всхлипывала и стонала, боясь шевельнуться.
Сверху вниз посмотрев на всхлипывающую жену, Роман перевёл дух и, морщась от боли - когда бил, разбередил рану в плече, - повязал пояс.
