— Я же говорю тебе, оставь нас здесь. Идите с Надеждой вдвоем. Может, и не придет немец.
— А если и наши не придут, а немец так и останется, — Наталья внимательно посмотрела на него. — Если они прорвут кольцо и войдут в Будапешт, ты тут наших еще год ждать будешь. И неизвестно, как повернется все. «Лейбштандарт» этот вперед уйдет, вместо него, не знаешь, что ли, кто явится? Каратели. Что мы по своим деревням да селам не знаем, как они везде полезут, все прочешут, не только вас всех перестреляют, кто еще не помрет, да и их всех тоже уложат, — она кивнула на хозяйку и ее внуков, — за то, что приют дали. А то впервой нам, не знаем мы, как это бывает?
Харламыч молчал. Да и что скажешь — правда.
— Ладно, — Наталья встала, похлопав деда по руке. — Вы лежите, отдыхайте, ты сам поешь, тебе силы нужны, а я пойду, разведаю, пока еще темно, что тут к чему вокруг.
Она снова надела полушубок, шапку, затянула ремень, взяла автомат. Потом наклонилась, сдернула с Иванцова планшет с картой.
— Харламыч, фонарик дай. Работает еще?
— Работает, — он протянул ей. — Но как же так, маковой росинки в рот не взяла. И одна. Хоть Прохорову разбуди, пусть с тобой пойдет.
— Прохорову?! — Наталья усмехнулась, покачав головой. — Она весь «Лейбштандарт» переполошит, если, не дай бог, только в ямку одной ногой попадет, так визжать станет.
— И то верно, — согласился Харламыч.
— Я с тобой? — предложил Золтан, наблюдая за ней.
— Нет, — Наталья покачала головой, — за ними лучше присмотрите, — она показала на раненых.
— Смелая фрейляйн, — венгр прицокнул языком.
Наталья только пожала плечами.
— Приходится.
И вышла за дверь.
Она и сама толком не знала, что собирается делать. Но не сдаваться — это понятно. Тогда что? Перебежками, пригибаясь, вернулась на холм, с которого они наблюдали, как немецкие танки задавили пулемет и советскую пушку. Может быть, это чертов «Лейбштандарт» убрался к Будапешту и пройти все-таки удастся? Но нет, немцы пока двигаться никуда не намеревались, они заняли Дунапентеле, она видела их технику, слышала голоса солдат и офицеров, расхаживавших между машинами и орудиями. Вдруг до нее донесся стон. Наталья прислушалась. Ей показалось — от БТРа, который подбили советские артиллеристы. Наталья приблизилась ползком, всмотрелась — шагах в десяти от пустого БТРа лежал советский солдат, красная звездочка алела на шапке. Лежал лицом вниз, раскинув руки. Видимо, его сочли мертвым и не добили. Затаив дыхание, Наталья приблизилась к нему. Осторожно перевернула, солдат раскрыл глаза. Она прижала палец к губам.
— Товарищ лейтенант, — прошептал он.
— Тихо, родной, будем выбираться, — прошептала она и, услышав немецкую речь, вжалась в снег, закрывая солдата собой. За бронетранспортером прошли эсэсовцы, оживленно переговариваясь. Из их короткого разговора Наталья поняла, что канал Шарвиз захвачен, и они движутся дальше, захватив переправу, и какой-то «Гогенштауфен» при этом сильно отстает. Значит, дела из рук вон плохи.
— Товарищ лейтенант, я думал, я здесь один.
— Тихо, парень, ты кто такой? Какого подразделения?
— Сержант Родимов, пулеметчик, двадцать пятого…
— Тихо, — снова прошли немцы. — Вот что, сержант Родимов, тебя куда ранили, ползти сможешь?
— Смогу. А вас много?
— Нет, не много. И все такие, как ты, все раненые.
Послышался какой-то треск, Наталья вздрогнула — в БТРе заговорила рация. И вдруг Наталью осенило.
— Погоди-ка, Родимов, сейчас мы выкрутимся. Полежи здесь.
Оставив солдата, она осторожно поползла к БТРу. Она не очень хорошо представляла себе, что и как будет делать, и старалась не думать о том, что смертельно рискует. Надев наушник, услышала немецкую речь. Какому-то Йохану кто-то указывал цели на карте. Потом все стихло. Наталья дернула переключатель. И вдруг услышала прямо в ухо:
— Я — Пантера-1, слушаю.
Молодой красивый голос. По манере говорить сразу стало ясно, что офицер. Наталья собралась с духом, даже зажмурила глаза.
— Фрау Ким, — сказала она, вдруг почувствовав, как не только борт БТРа, на который она опиралась, но земля уходит из-под ног. — Мне фрау Ким, госпиталь, у меня раненые.
— Фрау Ким?
Офицер на противоположном конце мгновение помолчал, похоже, он был озадачен, но больше ничего не сказал. Что-то щелкнуло. Через секунду она услышала ее голос.
— Йохан, я слушаю.
— Это я, фрау Ким, — задыхаясь от слез, перехвативших горло, произнесла Наталья. — Вы помните меня? Я хотела спасти Штефана. Я Наталья, помните? Мы встречались в Кенигсберге. Мы в окружении. Нам не выбраться. Со мной раненые, тяжело раненные, помогите мне спасти их, — она заплакала. Говорить больше не могла.
— Где ты? Где ты? — обеспокоенно спрашивала ее Ким.
— Около Дунапентеле, тут стоит дивизия «Лейбштандарт», они сейчас захватят меня, я…
— Ничего не бойся, сейчас за тобой придут.
— Но я не одна, я с ранеными…
— Никого не тронут, я обещаю. Только оставайся на месте. Переключи рацию, мне надо поговорить с командиром полка.
— Да, хорошо.
Она снова дернула переключатель. Через мгновение она снова услышала тот же мужской голос.
— Я — Пантера-1.
И голос фрау Ким — взволнованный, близкий, такой родной.
— Йохан, там у тебя моя дочка. Только, пожалуйста, не причините ей вреда, я сейчас приеду.
— Какая дочка? Джилл?
— Нет, моя вторая дочка.
— У тебя много детей. Это не удивительно для такой красивой женщины. И все, конечно, от разных отцов.
— Сейчас не до шуток, Йохан. За всю жизнь у меня был только один сын, Штефан. Джилл — моя приемная дочь.
— Я помню, — даже Наталья поняла, он улыбнулся. — Но эта еще откуда? Где она прячется? Мы никого не видели.
Наталья дернула переключатель и сказала так твердо, как только могла.
— Я за разбитым БТРом, господин офицер, на окраине деревни. Лейтенант Красной армии. Мы в окружении.
— Йохан, это невеста Штефана, его вдова, если хочешь, — снова заговорила фрау Ким.
— Что-что? Лейтенант Красной армии? — казалось, он с трудом верит в то, что слышит. — Это очень любопытно. Хорошо, Ким, сейчас посмотрим.
Бросив рацию, Наталья вернулась к красноармейцу.
— Родимов, если можешь ползти, ползи сам, — прошептала она, — вон на тот холм, а потом в сторожку, там наши.
— А вы, товарищ, лейтенант?
— Скажи, я приду позже. Скорей, Родимов, — она подтолкнула сержанта. — Не то немцы очнутся.
