— Какой анекдот, Прохорова? Ох, понимаю я капитана Иванцова, с тобой мучение одно и только. Пойдемте, доктор, — пригласила она Маренн по-немецки. — Как офицеры? Как Раиса? — спрашивала у Прохоровой, войдя в комнату. — Харламыч?
— Да, помаленьку, — старик поднял руку. — Ничего, живой, дочка. Ты-то куда запропастилась? Я уж все, что мог, передумал. Беспокоился сильно.
— Я за доктором ходила, — Наталья склонилась к нему. — Вот венгерка, из соседней деревни. Она согласилась Раису посмотреть и всех.
— Доктор? — Харламыч приподнялся на локте. — Это доктор?
— Да, Харламыч, лежи, — Наталья заставила его снова опуститься на матрас. — Доктор, посмотрите, у него обе ноги задеты.
Маренн опустилась на колени рядом, открыла саквояж. Старик внимательно смотрел на нее.
— Красивая какая… Ты сперва не меня смотри, я потерплю. Ты вон Раису смотри, хуже всех она мучается. Не понимает?
Маренн внимательно посмотрела на деда, она поняла, что он имеет в виду. Но покачала головой.
— Все по очереди, — сказала по-немецки.
— А ты говоришь, венгерка, — нахмурился Харламыч.
— Так я ж по-венгерски не говорю, — ответила Наталья. — Как нам объясняться? Хорошо, что хоть она по-немецки. Если что помочь нужно, я готова, — предложила она Маренн. Та только отрицательно покачала головой и нахмурилась, увидев беспорядочно намотанные бинты.
— Не нравится ей, как я перебинтовался, — усмехнулся Харламыч. — Ясное дело, не обученные мы. Где ж ты ее откопала?
— Говорю, в соседней деревне, — повторила Наталья.
— В этой Дунапентеля? — спросил старик. — Там же немцы.
— Нет, дальше.
— То-то ходила так долго, — он охнул, когда Маренн начала отрывать бинты, откинулся на матрац, — но рука у нее легкая, чувствуется, умелая. А что бои-то, дочка? — снова посмотрел на Наталью. — Отсюда и не слыхать уже.
— Идут бои, на канале, не прекращаясь, — ответила Наталья.
В дверях появился Золтан. Наталья встала. Он пришел со двора. «Может, увидел немецкие БТРы?» — у Натальи тревожно заныло сердце. Но венгр только кивнул ей и снова вернулся в сени. Следом за ним юркнула его жена. Наталья услышала, как она что-то быстро тараторила ему по-венгерски и тыкала пальцем в блеклый портрет императрицы под иконами. «Неужели догадаются? Выдадут?». Наталья встала, вышла в сени к венграм. Лесничиха тут же скрылась в чулане, юркнув за занавеску. Было слышно, как она гремит какими-то банками.
— Я видел машины, — шепотом сказал Наталье венгр. — Фрейляйн привела немцев?
— Да, — отпираться было бессмысленно. — Но не для того, что вы думаете.
— Это немецкий врач?
— Да. Она окажет помощь раненым и всех отвезут в безопасное место. Но времени очень мало. Вашу сторожку тоже скоро займут. Придет другая дивизия, не та, что в Дунапентеле, они уже близко. Но мы увезем раненых до того, как они явятся. Так что вас тронуть не должны.
— Спасибо, фрейляйн, — Золтан сжал ее руку. — Если бы они пришли и нашли их…
— Сама знаю. Потому и решилась на такой шаг.
— Я пойду, помогу ей, — венгр решительно направился в комнату.
Приблизившись к Маренн, поклонился.
— Позвольте предложить помощь, ваше высочество. Я служил австрийскому кайзеру, — сказал по-венгерски, чтобы уж точно никто не понял.
Маренн подняла голову и взглянула на него недоуменно. Венгр указал глазами на портрет императрицы Зизи на стене. Только сейчас она заметила его. О своем сходстве с Зизи она слышала не раз, но чтоб узнали вот так, в какой-то глухой сторожке — она искренне удивилась. Видимо, слава Габсбургов и память о них не увядают в их бывшей империи.
— Благодарю, — она ответила ему по-венгерски. — Вы хозяин?
Он кивнул.
— Прошу вас, я сейчас займусь вон той женщиной, — она указала взглядом на Раису. — Мне необходима теплая вода. Если возможно, разберите стол. Мы перенесем ее туда. На полу смотреть такую рану невозможно. Кроме того, принесите побольше света.
Она говорила по-венгерски, понял ее только Золтан.
— Одну минуту, ваше высочество, — венгр быстро вышел в сени, было слышно, как он разговаривает с женой.
— Венгерка, — Харламыч вздохнул, видимо, успокоился.
— А ты что, сомневался? — спросила Наталья.
— А сапоги-то у нее немецкие, — Харламыч сказал Наталье вполголоса. — Офицерские. Как эсэсовцы носят.
— Пожалуйста, не шевелитесь, — строго сказала ему Маренн.
— Ишь какая, привыкла, чтоб подчинялись. Ихние замашки. Слов мало, но как скажет, не захочешь, а сделаешь.
У Натальи все похолодело внутри. Но она старалась не подать виду.
— Ну, мало ли сапоги, — она пожала плечами. — Я и внимания не обратила. Мало ли откуда они ей достались, может, с убитого сняла. Носить-то нечего.
— Но они ей ни на миллиметр не велики, точно подогнаны, — не унимался Харламыч. — А если бы с мужика сняла, хлябали бы. Это точно офицерские, причем высокого звания.
— Ну, я не знаю…
— Пожалуйста, повернитесь, — попросила Маренн, заботливо поддерживая старика сбоку.
Наталья перевела.
— Сейчас, милая, — тот чуть поморщился, — берет почти ласково, а по характеру вроде и не скажешь. Хорошая докторша, — он снова улегся, подложив руку под живот. — Любого вылечит.
Наталья озабоченно посмотрела на Маренн, но та только едва заметно улыбнулась — старик явно вызывал у нее симпатию. Закончив перевязку, Маренн открыла саквояж, достала оттуда железный ящичек, в котором в спирту хранились шприцы. Открыла его.
— Это еще зачем? — дед насторожился. — Ты ей скажи, — он заерзал на матрасе, — я того, уколов боюсь. Наш поп тот вообще говорил, что уколы — не божеское дело.
— Харламыч, не мешай врачу, — Наталья сурово сдвинула брови, хотя хотелось рассмеяться. — Надо же сделать прививку, чтобы заражения крови не было. Не знаешь, что ли? Не делали тебе?
— Да знаю, — старик кисло наморщился. — Делали. Только я все равно боюсь. Неприятно это.
Маренн надломила ампулу, набрала шприц.
— Так она чего, штаны с меня снимать будет? — дед опять заволновался. — А в другое место нельзя?
— А ты что, стеснительный, что ли? — спросил Родимов. — Боишься, что хозяйство твое увидит?
— А я на тебя посмотрю, как она тебя колоть станет, — Харламыч насупился. — А мы, сама знаешь, немытые давно. Неприятно ей будет. Что, доктор, штаны снимать, что ли? — Харламыч посмотрел на Маренн.
Она поняла его вопрос и кивнула, приготовив шприц.
Харламыч, глубоко вздохнув, расстегнул ремень. Маренн ловко спустила его брюки сбоку и уколола в бедро — мгновение, и как не было ничего.
