— Тогда поцелуй меня.
Он повернул ее спиной, убрал длинные волосы. Почувствовав его дыхание на шее сзади, она закрыла глаза и откинула голову.
— Йохан, — за дверью послышался голос Шлетта. — «Дас Райх» наконец-то убралась с дороги. Сейчас двинется «Гогенштауфен», а за ними — мы.
Он нехотя отпустил ее. Она вздохнула с сожалением, но ничего не сказала. А что тут скажешь — «Дас Райх» убралась с дороги, значит, «Лейбштандарт» будет выступать. Ей бы сейчас хотелось, чтобы «Дас Райх» толкалась на дороге целую вечность. Может быть, даже затонула там. Хотя бы на время.
Он встал, застегивая мундир, смотрел на нее, с раскиданными по подушке длинными каштановыми волосами.
— Одевайся, — сказал негромко. — Тебя отвезут.
Она кивнула.
— Сейчас.
— Я тоже счастлив, — затянув ремень, он наклонился, приподнял ее за талию и поцеловал в губы. — Я тебя люблю.
— Я тебя тоже люблю, Йохан, — она нагнулась вперед, поцеловала его ускользающие пальцы. — Я люблю тебя.
И сдернула со спинки стула свой зеленый полевой китель.
* * *
— Благодарю, оберштурмфюрер, — спустя сорок минут она спрыгнула с БТРа на дворе госпиталя. Было еще темно, на востоке только-только засерели заснеженные верхушки гор. Машина развернулась и уехала, свет фар проплыл по блеклым стенам домов. Маренн быстро поднялась по каменным ступеням лестницы и вошла в госпиталь. Ее сразу встретил доктор Виланд. Она заметила, он был встревожен.
— Доброе утро, Мартин. Как пациент? — она внимательно посмотрела на него, снимая шинель. — Показатели сердечной деятельности, давление?
— Все в порядке, фрау Ким, — Виланд опустил голову, протирая очки. — Мы все подготовили. Все прошло удачно.
— Тогда в чем дело?
— Вам звонили, из Берлина, — сообщил он.
— Кто, Джилл? — Маренн подошла к рабочему столу, взяла карточку ротенфюрера Карпински, которого должна была оперировать.
— Нет, фрейляйн Джилл не звонила. Оберштурмбаннфюрер Скорцени, — сообщил Виланд. — Три раза.
— А что случилось? — Маренн даже не подняла голову. — Он заболел?
— Нет, об этом он ничего не сказал, — Виланд пожал плечами. — Просто хотел поговорить с вами.
— И что вы ему ответили?
— Я ответил, что вы в войсках. Он сказал, что позвонит еще.
— Вы правильно ответили, Мартин, — она посмотрела на снимок, затем повернулась к доктору. — Разрез будем делать, не разделяя крупных мышечных групп, это впоследствии позволит нам быстрее закрыть рану, я думаю. А эндотрахеальная интубация поможет обеспечить вентиляцию легкого. Вы согласны?
— Да, вполне, — Виланд кивнул и снова протер очки.
— Здравствуйте, Ханс.
Подошел санитар. Маренн надела халат, он помог завязать сзади тесемки. Подал стерильную марлевую повязку.
— Благодарю, — Маренн кивнула, потом взглянула на Виланда — он выглядел растерянным.
— Не нужно излишне переживать насчет Берлина, Мартин, — с упреком заметила она доктору. — Вас это никак не задевает. Ведь это мне звонили, а не вам. И раз я здесь, я поговорю. Кто бы там ни был. Не волнуйтесь. Идемте к раненому.
* * *
Он позвонил спустя час. Маренн отказалась подходить.
— Скажите, что я занята, — приказала санитару.
— Фрау Ким, — осторожно произнес Виланд, глядя на нее поверх маски и очков. — Несколько минут у нас есть.
— Хорошо, — Маренн положила инструмент, сдернула перчатки, сняла повязку с лица. — Приготовьте мне новую повязку и перчатки, — приказала санитару. — Продолжайте дренирование, Мартин, и следите за содержимым, чтобы не образовывалось много сгустков, иначе процесс затянется, и нам будет очень трудно соединить разорванные концы.
— Я понимаю, фрау, — кивнул тот.
Она вышла из операционной, прошла в кабинет, взяла трубку.
— Почему ты уехала в Венгрию? — Скорцени спросил резко, не здороваясь.
— Потому что получила приказ, — ответила она спокойно. — Я выполняю приказы, как и все. Я не сама себе их выписываю.
— Но в этом не было насущной необходимости, как мне сказал де Кринис. Он хотел, чтобы в Венгрию поехал Грабнер, ты только что вернулась из Кюстрина.
— Ты все-таки заметил, что я вернулась из Кюстрина? — она усмехнулась. — Это радует. Но приказы отдает не де Кринис, а Главное медицинское управление войск СС и подписываются они рейхсфюрером, если тебе это до сих пор неизвестно.
— Грабнер сидит в Шарите, а ты ездишь по фронтам.
— Оберштурмбаннфюрер Грабнер не сидит в Шарите, он там много и серьезно работает. У него еще беженцы, которые попадают под бомбежку, меня освободили от этого. И я не понимаю, что тебя не устраивает. Это же хорошо, если меня нет дома, никаких неудобств. Джилл и Ральф не будут следить за тем, что ты и как делаешь.
— Сколько ты там пробудешь? Я приеду за тобой.
— Не надо, — она сказала очень сдержанно, даже холодно. — В этом нет необходимости. Занимайся своим, я даже не знаю, какое кодовое название имеет все то, что ты делаешь, потому сказать не могу. А вот фрау Гретель Браун-Фегеляйн кодового названия не имеет, потому про нее я скажу прямо, — все-таки не утерпела, хотя говорила себе, не надо, не надо, что толку. — Ты можешь встречаться с ней открыто, если, конечно, ее муж не возражает. Я к тебе больше отношения не имею, ты совершенно свободен. Я уже говорила, нам нечего делить, поэтому мы можем просто сказать друг другу до свидания. И не надо валить все на Рауха или тем более занимать время Вальтера. Они здесь не при чем.
— А кто при чем?
— Никто. Это мое решение. И оно окончательное. Прошу больше не тревожить меня и не занимать оперативную связь. Тут хватает, о чем поговорить, кроме наших личных дел. Увидимся в Берлине. А сейчас, извини, у меня идет операция.
Она быстро положила трубку и вернулась в операционную.
— Как дела, Мартин?
— Оптимальный доступ к аорте в четвертом межреберье достигнут, — сообщил хирург.
— Хорошо, — она снова надела маску и перчатки, подошла к столу. — Будем ставить катетер бронхоблокатора.
6
На взгорке, у самого кювета, одиноко возвышался старый каштан. Его ветви клонились к земле, а подрубленная снарядом макушка безвольно свисала на сучьях. Густая дорожная грязь плотным слоем покрывала ствол, поэтому он казался серым. Только сверху слегка припорошило снегом — просто окутанный пеплом великан, задремавший на перепутье дорог.
Напряженно всматриваясь в туманную даль, — нет ли попутки, — Наталья подошла к дереву, плотнее запахнула воротник шинели. Ветер усилился, пошел противный мелкий снег. До штаба полковника Чижова ее довез Харламыч на телеге, а вот назад к Иванцову придется испытанным транспортом — на своих двоих. Может, все-таки поедет кто-нибудь, подвезут. А лучше всего сидеть было при штабе, не рыпаться. Но комсорг одолел. Не понимает, что ли, какая у нее фамилия. Комсомолка Голицына. Такое не придумаешь. Но Васильков — парень простой, про князей слышал что-то ненароком только в школе, голову себе не забивает. Одно с другим у него не вяжется. Даешь план по вступлению — и баста.
