Но на это не так уж обратил бы внимание полицай-комиссар — мало ли. С тех пор как Гитлер объявил Крым непобедимой цитаделью, тут много разного и странного народа околачивается. Но вот то, что прибывший тоже был русским?
Как полагали во флотском СМЕРШ,
Скорее всего, это был белоэмигрант и бывший офицер Русской Императорской армии Б.А. Смысловский, стоявший во главе Зондерштаба «Р», организованного в ведомстве «Абвер-Аусланд» для борьбы с советским партизанским движением, но в первую очередь для создания антисоветского партизанского движения в советском тылу. — Выделено докладчиком.
— Тоже русский?.. — неприязненно скривился тогда Мёльде, отставив чашку кофе и не донеся ко рту утренний гренок.
— Ну да… — простодушно пожал плечами его денщик, вернее, фенрих, временно и не совсем добровольно исполняющий его обязанности.
«Русский?» Это заставляло крепко почесаться в затылке, ибо известно: там, где соберутся двое русских, непременно возникает или партячейка, или контрреволюционный заговор… зачастую в одном флаконе.
Но сколько тогда ни прислушивался к кухонным и клозетным слухам на бывшей улице Кирова
[46]
, сколько ни науськивал злосчастного и будущего на тот момент лейтенанта тайной полевой полиции, узнать все, что только можно, увы, выяснить ничего нельзя было. И тогда Эрих без всяких Гракховых клятв взял себе за правило присматриваться к деятельности сомнительного русского штандартенфюрера.
Но много ты присмотришься к деятельности ведомства, которое, в числе многих прочих, может позволить себе скомандовать любопытствующему: «Кругом, марш!» Таковым было странноватое положение ГФП — будучи полноценным аналогом гестапо на оккупированных территориях (и настолько полноценным, что местное население комендатуры «Geheimefeldpolizei» так, собственно, и называло), сама тайная полевая полиция (не путать с ничуть не тайной полевой жандармерией) была в оперативном подчинении и CD, и Абвера, и отделов 1С при штабах армий.
В общем, как это часто бывает при педантичной немецкой неразберихе, ведомства, осуществляя до йоты аналогичные функции, закономерно наступали друг другу, когда на пятки, а когда и на горло, и при этом таились друг от друга чуть ли не больше, чем от противника. Как тут что узнаешь? И от этого неведения подозрения Мёльде только росли. И вот теперь и наконец-то, кажется, нашли свое подтверждение. Пусть пока не более чем интуитивное. Но ведь, и в самом деле — заметил Эрих — не менее пытливо, чем он, уставился на ту же сцену, сцену встречи непонятно заблудших артиллеристов и полицая, непонятно куда собиравшегося их отвести, и русский штандартенфюрер Иван Жарков. Об этом можно было догадаться только по взглядам искоса, редким полуоборотам фибрового козырька из-под башлыка.
«А не ваша ли это игра?.. — спросил себя Мёльде и хотел было привычно поскрести изуродованную щеку, но вовремя отдёрнул руку. — Не ваша ли это игра, господин Жаркофф?»
Горный тренировочный лагерь разведшколы абвера «Эски-Меджит»
Перелом
Действительно, должно быть, получив дополнительный «разгон» радиограммой из Центра, штаб партизанской бригады отмобилизовал на проведение операции не только отдельную группу лейтенанта Погодина, но и ещё две группы оперативного подчинения, действовавшие в диверсионном порядке. И помощь подоспела как раз вовремя.
Сочтя вылазку отряда Беседина дерзкой до наглости, но всё-таки вылазкой: «пошумят и опять уползут», немцы были неприятно удивлены, когда, прижав диверсионную группу Хачариди к мечети и уже прочищая горло для партии: «Рус, сдавайся!» — вдруг обнаружили позади себя россыпь стрелков, заполонивших майдан; стрелков неказистых с виду, но достаточно многочисленных и паливших без прежней экономии.
Только известная склонность партизан к вольной фуражировке помогла значительной части штурманн «der SS» (набираемых из лиц не арийской национальности) избежать героической гибели или позорного плена. Стоило «волне народного гнева» слегка забурлить в палаточном лагере разведшколы, как SS Waffen последовали примеру татарских союзников, испокон веку исповедующих фаталистическое: «наступать — бежать, отступать — бежать». Скрылись в лесу.
Не самое умное, что можно было сделать в оперативном партизанском районе, но за неимением выбора…
— Оставь, Тарас Иванович, — подхватил Беседин под локоть грузноватого начштаба, выдергивая его из-за борта «кюгельвагена», откуда тот небезуспешно обстреливал ворота во двор мечети. — Ты уже минут пять, как оттуда нашего Сабаева не выпускаешь.
— Так чого він там мовчки сидить? — испуганно отдёрнул руки от винтовки Руденко.
— Так у него ж акцент татарский, хрен тебя знает, поверишь или нет…
— Ну, так… — беспомощно развёл руками Тарас Иванович. — Показался бы?
— А то у него рожа русская, — хмыкнул Беседин. — Пойдём лучше к этому Ишбеку наведаемся, у которого цельная зондеркоманда СС в винном погребе пряталась. Такой себе, понимаешь, хозяин медной горы. Кто он таков, хотел бы я знать? — спросил Фёдор Фёдорович риторически.
Пашка, толкавшийся всю дорогу в бок, незамедлительно доложил:
— Бывший бухгалтер «винзавода Юлиуса». При наших — счетовод винсовхоза «Солнце свободы», а теперь вроде как ротный здешних «оборонцев», или что-то такое.
— Ты гляди? — удивился Беседин, даже остановился. — Откуда сведения?
— А я видел, как татарский патруль ему докладывался прямо у калитки, на пороге дома.
— Биографию его трудовую, я тебя спрашиваю, — оборвал его Фёдор Фёдорович, — откуда знаешь?
— Так мой батя бухгалтер был, — несколько смутился Пашка, почесавшись в вихрастой макушке. — В Госбанке работал. В Карасубазаре. Таким вот, как этот Ишбек, счета подписывал. А потом — в чайную, как говорится, «на коня», или «на ишака» по-здешнему. Традиция… — запыхавшись от беготни, которой за последние час-полтора выдалось без продыху, Пашка, согнувшись, упёрся ладонями в костистые коленки.
— Понятно… — протянул Беседин. — Вот с этого Ишака, то есть Ишбека, и начнём. Так сказать, воздаяние по заслугам. В этом свете нам даже засада их очень кстати… — добавил он, загадочно щурясь.
— Это на каком таком свете? — недоумённо нахмурился начштаба, споткнувшись о корневища сосен, еле видимые во мгле.
— Ну, понятно, что не на том, — хмыкнул Фёдор Фёдорович, мельком глянув на порозовевшее предрассветное небо. — На этом пока, в свете указаний центрального штаба, так сказать. Будем производить акт этого… как его, холеру… возмездия.
Керчь. Рабочий поселок «Колонка»
Войткевич, Новик и Наташа
— Это дядя Гриша, — прикрыв губы краем платка, отчаянно шипела Наташа, пока возничий в дрянной шинелишке, чуть ли не газетной толщины, приближался.
