Опомнившиеся гитлеровцы тем временем уже пытались отвечать старшине пулеметными очередями.
– Чего рты раззявили? Огонь по мотоциклам! – крикнул я бойцам.
– Нечем, патронов нет!
У меня оставалось еще два патрона. Я прицелился в самого дальнего пулеметчика. До него было метров триста. Далековато… Но в училище я считался неплохим стрелком, даже в соревнованиях участвовал.
Я мягко потянул спуск. Бах! Пулеметчик резко дернул головой и наполовину вывалился из коляски. Передернув затвор, я прицелился в водителя. Однако он не стал дожидаться моего выстрела – газанул, резко развернулся почти на одном месте и скрылся в низине.
Второй и третий мотоциклы были уничтожены старшиной. Но и у него смолк пулемет – наверное, лента закончилась. А впрочем, и стрелять было уже не в кого.
Не выпуская из рук винтовку с единственным патроном, я побежал к старшине – не понравилось мне, что он стоит, покачиваясь. Правой рукой старшина опирался на коляску мотоцикла, на левом плече расплывалось кровавое пятно.
– Снимай гимнастерку.
Я обшарил поляну и нашел индивидуальный перевязочный пакет. Осмотрел рану – к счастью, она была сквозной, кость была не задета.
Я перевязал старшину и слегка хлопнул его по спине:
– Жить будешь! Ранение сквозное, до свадьбы заживет.
Я видел, что старшина бледен. Но ведь мы не ели уже два
дня – тут любому плохо станет.
Я вытащил из коляски мотоцикла бутылку немецкого шнапса – отвратительного пойла с запахом самогона, откупорил ее и поднес горлышко к губам старшины:
– Глотни немного.
Сам махнул рукой бойцам, подзывая их к себе. Когда они подошли, распорядился:
– Обшарьте все мотоциклы. Забрать все – пулеметы, автоматы, патроны, еду, выпивку, карты.
Бойцы, опасливо озираясь, пошли к мотоциклам. Я же снял с водителя автомат – знаменитый МР-40 и, стянув у него с ремня подсумок с магазинами, нацепил на свой ремень. За голенищем сапога мотоциклиста виднелся краешек сложенной гармошкой карты – забрал и ее. Еды, к моему разочарованию, не оказалось.
Снял с вертлюга пулемет, закинул его себе на плечо. Увидев в коляске металлическую коробку с пулеметной лентой, прихватил и ее. Вытащив из своей винтовки последний патрон, я сунул его в карман – пригодится, а винтовку бросил. Не таскать же такую тяжесть ради одного патрона! Мне и так было тяжело – пулемет и коробка с патронами весили килограммов десять. Был бы я сытым и отдохнувшим – другое дело, а так я и без груза едва ноги передвигал.
Все собрались в лесу. Старшина обвел взглядом бойцов:
– Это все? Не густо.
Немецкие мотоциклисты уложили на поле половину нашего небольшого отрядика. И произошло-то это внезапно – гитлеровцы выскочили как черт из табакерки. Но теперь мы здорово усилили огневую мощь – пять пулеметов, пять автоматов. С харчами, правда, туго. Бойцы принесли пачку галет, шоколадку и две бутылки вина.
Еду разделили поровну. Досталось каждому по одной сухой галетине, маленькому квадратику довольно вкусного шоколада и паре хороших глотков вина. Скудно, однако в животе разлилось приятное тепло.
Мы посидели несколько минут. Старшина поднялся первым:
– Пора. Один мотоциклист ушел – боюсь, как бы он погоню по следу не пустил.
И правда – все что-то расслабились.
– Разделитесь по парам. Один несет пулемет, другой – патроны. Потом меняетесь. Шагом марш!
И мы снова двинулись по лесу на восток.
Километра через два вышли к небольшой деревушке. Долго с опушки леса наблюдали, не покажутся ли немцы. Вроде тихо – не видно техники, не ходят немецкие солдаты.
Старушка вышла из избы – кур накормила, слышно, как поросенок хрюкает.
Лежащий рядом старшина притянул меня к себе здоровой рукой:
– Танкист, сходи в деревню – может, покушать что раздобудешь. Если чего – я из пулемета прикрою.
Пригибаясь за зарослями крапивы и лопухов, я подобрался к избушке.
– Бабушка…
– Ой, кто здесь? – Старушка испуганно оглянулась на голос.
– Свои. Я боец Красной Армии, к своим пробираюсь. Покушать не найдется ли чего?
– Подожди немного.
Вскоре селянка вынесла узелок, протянула:
– Храни тебя Господи, сынок. Только остановите энтих ворогов. Сколько же народу сгубили, супостаты!
– Спасибо, бабуля. Вот соберемся с силами и погоним. Непременно погоним!
Я вернулся в лес, к бойцам. Развернули узелок: краюха хлеба, изрядный шмат сала и вареные яйца. По нынешним временам – целое богатство. Разделив, мгновенно съели. Утомленные бойцы стали устраиваться на траве.
– Подъем!
– Старшина, не в казарме все ж, дай отдохнуть хоть чуток – будь человеком, – взмолились уставшие бойцы.
– К своим выйдем – будете отдыхать.
Так и шли весь день, в основном по буеракам да оврагам, укрываясь от чужого глаза, пока не раздалось:
– Стой, кто идет? Пароль!
– Какой к черту пароль – свои, не видишь? Командира зови! – крикнул старшина.
Внезапный выход на боевые порядки нашей армии не удивил: единой линии фронта не было, и мы вышли в расположение своих частей, даже не заметив передовой. Просто в кустах стоял часовой и поодаль виднелся дзот.
На окрик часового явился молоденький лейтенант:
– Кто такие?
– Мы тут с бору по сосенке: пехотинцы, танкист есть – к своим пробираемся.
– Считайте – дошли. Оружие на землю положите.
– Зачем? Это наш боевой трофей!
– А может, вы диверсанты немецкие. Вот отведу вас к особисту – пусть разбирается.
Пришлось подчиниться и положить пулеметы на землю.
– Сергачев, сопровождай!
Сам лейтенант пошел впереди, часовой замыкал нашу процессию. Идти далеко не пришлось – с километр.
Нас привели к землянке, где, как я понял, расположились особисты. У землянки нас остановили, усадили на траву.
Сначала вызывали рядовых красноармейцев.
После краткого допроса бойцов отвели в часть для пополнения. Старшину мурыжили долго, наконец выпустили.
– Ставят в вину, что «максим» закопал, – успел бросить он мне.
Часовой подтолкнул к землянке меня. Со света в землянке показалось темно, пахло сырой землей.
За колченогим столом сидел особист в фуражке с васильковым околышем. Стоявший у входа младший сержант сноровисто меня обыскал, вытащил из кармана гимнастерки документы и положил на стол. Я было рот открыл, чтобы сказать, что документы не мои, а убитого Петра, да вовремя сообразил, что сейчас – не время и не место. А свои документы я получить так и не успел, хотя Кривохатько говорил, что мы приказом внесены в списки бригады.
