— Нет-нет, никакого стола. Мы будет проводить материализацию, так вернее.
Алоиз побледнел ещё более, но Ива ободряюще улыбнулась, поднялась из кресла и лёгким шагом вышла из комнаты.
— Только один раз, — сказал сам себе Алоиз, — только один раз, и всё будет хорошо. Ничего страшного не случится.
После этого он тщательно проверил письменные принадлежности и стал аккуратно сверять счета. Руки у него немного дрожали. Время от времени он отвлекался от документов, чтобы вновь вполголоса заверить себя: «Всё будет хорошо…».
* * *
После госпиталя, по совету инспектора Суона, Гай поселился в небольшой гостинице в Паддингтоне, где его регулярно посещал доктор Ллойд и медицинская сестра. Он получил ободряющую записку Суона и приветливое письмо от коллег по Университету, но скука была смертельная.
— Как вы себя чувствуете, Гай? Сидите, ради бога, — сказала Ива, входя в просторный и комфортный номер. Куда более просторный и комфортный, чем каморки в квартире мисс Грин на Друри-лейн.
— Теперь уже совсем хорошо, — ответил Гай, стараясь придать себе молодцеватый вид. — Что вы сделали с моей головой?
— О, она больше не болит? — улыбнулась Ива.
— В ней появилось много новых мыслей, — улыбнулся в ответ Флитгейл.
Он рассматривал Иву так, словно видел её впервые.
— Новых мыслей? — заинтересовалась Ива, пряча улыбку.
— Да, однако доктор Ллойд категорически запретил мне послать домой за книгами, а эта… эта заботливая сестра не позволяет мне выйти на улицу, хотя погода… — Гай не договорил и продолжал смотреть на мисс Иву с растерянным, ищущим выражением.
— Вы спасли мне жизнь, Ива… — проговорил он, наконец, мучительно выталкивая слова.
— Ваша жизнь того стоит, — мягко ответила она, подходя к большому креслу, в котором с удобством расположился больной учёный, и нежно кладя руку на его перевязанную голову. — Вам ещё предстоит потрудиться во славу науки. А теперь отдыхайте.
— Я, видимо, вёл себя, как форменный идиот. Мне надо было предупредить Суона. И вообще… я попал в самое око смерча, но не сделал ничего, чтобы помочь в расследовании.
Флитгейл был смущён. Он выглядел виноватым и подавленным.
— О, прошу вас, ваша роль ещё не закончена, дорогой Гай. Я зашла только на минуту, убедиться, что с вами всё в порядке. Ах, да, я принесла вам инжиру. Вы любите инжир? Свежий, — Ива вынула из изящной сумочки три плода, завёрнутые в тончайшую гофрированную бумагу и положила на укрытые пледом колени Флитгейла.
Затем она изящно наклонилась к нему, поцеловала лоб под льняной повязкой и отстранилась, улыбаясь загадочно и словно бы удовлетворённо. Потом пожала его запястье и ушла, оставив ошарашенного Флитгейла под присмотром кроткой сестры.
* * *
Ателье было затемнено, золотые экраны ширм рассеивали хрупкий свет свечи на каминной полке. Зеркало было занавешено. Не было ни изящной козетки, ни круглого столика: посреди комнаты, обращённые друг к другу на расстоянии порядка трёх ярдов, стояли два кресла. Ива сидела в эркере, в своём любимом кресле, отвёрнутом к плотно зашторенному окну, крепко, до белизны, сцепив пальцы под тонким подбородком. Она смотрела прямо перед собой неподвижными глазами. Лицо её выражало самую сконцентрированную сосредоточенность.
В ателье тихо вошёл Алоиз. Он был в белом, с бескровным лицом, особенно бледным в обрамлении очень тёмных, гладко уложенных волос. Алоиз остановился за креслом Ивы и спросил:
— Мы можем приступить?
От волнения в его речи стал слышен едва заметный акцент, едва приметный гортанный призвук. Ива молча поднялась, пересела в одно из кресел посреди комнаты, Алоиз сел напротив неё.
— Прошу вас, госпожа. Я готов, — тихо проговорил он.
— Спасибо, мой дорогой. Мы попросим прийти того, кто знает. Кем бы он ни был. Мы почтительно встретим любого, кто войдёт к нам. Кто бы это ни был.
В комнате повисла тревожная, глухая тишина, в которой звуком расслаивающегося старого дерева слышно было потрескивание свечи.
— Алоиз, отдай то, что тебе не принадлежит. Сейчас, — голос Ивы стал властным и требовательным, жёстким.
Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем что-то стало происходить.
Алоиз сперва застыл в кресле, напряжённо выпрямив спину и глядя на Иву, не отрываясь. Затем он затрясся мелкой дрожью, вцепившись в подлокотники. В горле у него забулькало, заклокотало, и он запрокинул голову; в широко раскрытых глазах стоял животный ужас. Из его рта вдруг с клёкотом вырвалось что-то тёмное, бесформенное, закрутилось смерчем и встало чёрным столбом между ним и Ивой, не касаясь пола, колыхаясь и меняя очертания. Внутри столба что-то тихо гудело и нечленораздельно стонало, глухо, так, словно звук доносился из-под воды. В это же мгновение Ива испустила с губ тонкую струйку белого пара, спокойно, словно выдыхая дым папиросы: Струйка плавно излилась на пол, поднялась, извиваясь, и смешалась с чёрным перистым столбом, обвивая его и проникая внутрь черноты. Там, в глубине бурлящего облака сгустилось нечто, сбросило хлопья дыма, оказалось фигурой без плоти, без пола, без возраста, без лица.
— Ииииииива… И-и-и-и-ива… — простонало нечто утробно, замогильно.
— Да! — Ива, откинувшись в кресле, прошептала едва слышно.
— Зачем… опять… — раздался вновь жуткий голос.
Ива едва разомкнула губы, но фигура скрутилась жгутом, отсутствующее лицо духа обернулось к Алоизу, и тут раздался совсем иной голос:
— И ты здесь, красавчик Алоиз… — задребезжал внезапно старческий смех, — Лоизль, Альвизе, Алек, Алиш, Лоиш, Алонсо, мальчишка, самонадеянный дурачок, ты снова взялся за старое? Хи-хи-хи-хи…. Ну-ну!
Алоиз молчал, всё так же вцепившись в ручки кресло, сжав зубы до скрипа.
— Кто ты? — прошептала Ива.
— Ива, голубка, ты устала, ты так устала… — раздался из другого конца комнаты сочувствующий голос, ясный и чистый, но бесполый. — Мы тут, мы все тут, а ты? Почему ты здесь? Иди к нам, мы всё расскажем, всё расскажем тебе!
— Вы не имеете этой власти. вы не имеете этой власти. вы не властны надо мной! — шептала Ива, словно заклинание.
Её раскачивало в кресле, как былинку, рот кривился усилием.
— Тогда отдай, — раздался сладкий, приторно-сладкий голосок откуда-то из-за стонущего тёмного столба. — Отдай нам нашего Лоиша. Зачем тебе наш мальчик? От-дай. От-дай-дай-дай-дай… — запел дурашливый голосок, и что-то вроде колокольчиков или бубенцов зазвенело по тёмным углам комнаты.
— Он мой, — сомнамбулически прошептала Ива.
— Отдай! Мы хотим поиграть с Лоишем! Лоизль — наш дружок, а ты — злая, не пускаешь его к нам, к нам-нам-нам! — заскулили голоски по всему ателье, сливаясь в омерзительную, глумливую какофонию.
