Но проблема в том, что изменения предпринимались стремительно и столь же стремительно могли быть отменены. Как из рога изобилия сыпались регламентации – в том числе и мелочные. Чего стоят знаменитые запреты на ношение круглых шляп (признак сочувствия якобинцам, видите ли), на употребление некоторых слов, например «общество». Вместо «клуб» велено было употреблять слово «собрание», «отечество» – «государство», «стража» – «караул» и т. д.
Павел I первым делом поссорился с гвардией (без поддержки и участия которой не обошелся ни один дворцовый переворот). Он пытался отучить офицеров от барских привычек екатерининских времен. Запретил офицерам носить шубы и муфты. (Некоторые из них даже ухитрялись командовать солдатами, сидя в санях.) Гвардия за спиною императора начала роптать. Его обвиняли во всех грехах: мало того, что он ввел униформу по прусскому образцу, он заставил гвардию «служить»! Офицерам вменено в обязанность обучать синхронности всех действий солдат в строю – «артикулов», маршировке. Был введен прусский парадный шаг. Этот парадный шаг жив в российской армии поныне.
[39]
«Павел I отменил запрет телесных наказаний для дворянства. Раздача титулов и наград привела к их девальвации. Установлено, что крепостные крестьяне должны работать на барщине не более трех дней в неделю, и в то же время 600 тысяч душ раздарено приближенным…».
[40]
При восшествии на престол Павел I объявил: «Все будет, как при бабушке» – имелась в виду Елизавета, и в первую очередь запрет смертной казни. В числе первых указов – распоряжение «Все последствия Пугачевского бунта предать забвению, а всех виновных простить!», что было восторженно воспринято казаками, в первую очередь уральскими, и убедило их в том, что Павел Петрович – государь истинный и сын отца своего, собственно, за возвращение которого и ратовали пугачевцы.
Павел I всеми силами и средствами стремился доказать, что честь и благородство – категории вечные, и не может быть таких времен, когда они утрачивают свою ценность, а если такие времена наступают, то дело правителя их исправлять, истребляя всяческую нечистоту.
Лично, безусловно, честный и мягкосердечный, Павел постоянно вступал в противоречия с самим собою. Так, однажды он увидел, что у солдата, стоящего на карауле, по щекам текут слезы, на вопрос, что характерно, не самого императора, а вызванного им разводящего, солдат ответил:
– Мать померла, сейчас в церкви отпевают!
– Так отчего же ты здесь?! – воскликнул государь. – Ступай, отдай долг сыновней любви родительнице своей, превыше коего ничего нет в мире! За тебя на часах государь отстоит! – и, приняв с точным знанием артикула оружие, два часа отстоял на карауле, пока, в соответствии с регламентом, не пришла смена.
Но при этом царском великодушии целый полк прямо с парада, естественно пешком, отправлен в Сибирь за нарушение формы одежды.
Губительное для государственного деятеля смешение личных поступков с государственными актами выглядело достаточно нелепо, хотя с точки зрения обывателя, порой, было абсолютно логично.
Когда Павел I предложил царственным особам Европы решить межгосударственные конфликты путем поединка между монархами, как в старые добрые времена, вместо того чтобы отправлять на военную бойню солдат, это было встречено, мягко говоря, с недоумением.
[41]
Павел I был «человеком жеста», поэтому очень часто его деяния носили совершенно театральный характер. Так, рыцари Мальтийского ордена, предлагавшие Павлу возглавить мальтийцев, прибыли к Зимнему дворцу в запыленных сапогах и каретах, словно проделали дальний путь. Соответствующим образом, как пилигримов и крестоносцев из земель Гроба Господня, их и встречали, хотя до аудиенции у Павла они больше месяца в покое и комфорте проживали в Питере.
«Отметим еще глубокую набожность Павла I, его аскетический быт. Спал он на жесткой солдатской кровати, носил простой мундир, не любил роскошных нарядов, увеселений… чувство мести было чуждо императору, он никогда не позволял себе расправы за шутки в свой адрес. Беспощадно суров он был только в том случае, если страдали интересы Отечества. Лень, казнокрадство, халатность, бесстыдство вызывали в нем справедливый гнев. Мягкий и чувствительный по натуре, Павел I предписывал себе неукоснительную строгость как обязательное качество государя, его непременный долг по отношению к подданным».
Павел считал исключительно важным поддержание непосредственной связи с народом. Во дворце по его приказанию установили специальный ящик, куда человек любого звания и сословия мог подать прошение или жалобу. Ключ от ящика был только у императора. Ежедневно Павел самолично вынимал оттуда почту и тратил иногда несколько часов на чтение корреспонденции и принятие решений.
Однако «Император культивировал гипертрофированное самовластье. Если учесть его стремление вмешиваться во все и вся, включая мелочи, можно себе представить, сколь быстро рос ком глупостей, всевозможных недоразумений, а значит, и раздражения в обществе».
[42]
Его политика была, в лучшем случае, непонятна, в иных вызывала сопротивление, которое очень быстро получало финансирование и управление. Павел плохо разбирался в людях, оболганный и затравленный, он распылил свою волю на мелочные придирки, восстановив против себя дворянство и гвардию.
Разлад с Австрией и Англией, сближение с Францией, присоединение к наполеоновской континентальной блокаде Британии больно ударили по интересам русского купечества: туманный Альбион – основной покупатель сырья, прежде всего леса, корабли великолепного английского флота построены из российской древесины. Понятно, что британцы недовольны и готовы финансировать заговор против императора…
