Произошла страшная вещь, весь трагизм которой, к сожалению, был понятен только одному Михаилу Богдановичу да немногим его сотрудникам. Ценнейшая разведывательная структура, плод многолетних смертельно опасных усилий и немалых средств упразднена! Военные – современники Барклая – не понимали, что войны проходят, а разведка остается всегда. Наступили трагические дни в жизни этого гениального человека.
Однако нет времени сетовать и отчаиваться. Война шагает по России. Барклай начинает осуществлять свой план заманивания Наполеона в глубину России, Александр I вначале разделял эти взгляды Барклая, но впоследствии осложнил их осуществление принятием плана полковника Фуля, основанного на занятии укрепленного Дрисского лагеря. Барклаю с первых же дней войны пришлось бороться с влиянием этого педанта-теоретика. Принужденный, несмотря на все свои возражения, к поспешному отводу войск в Дрисский лагерь, Барклай настоял в конце концов на его оставлении и соединении со 2-й армией кн. Багратиона.
Памятуя слова Александра I, сказанные ему при отъезде государя из армии: «Поручаю вам мою армию. Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть эта мысль никогда вас не покидает», – Барклай, оставшийся без стратегической разведки, руководствуясь только своим талантом и интуицией, был во всех действиях крайне осторожен. Его окружало полное непонимание в войсках!
В начале XIX в. войны, как правило, решались одним генеральным сражением. Армия рвалась биться с Наполеоном, Барклай же отступал!
Соединив армии у Смоленска, он отказался от выработанного генералом Толем плана наступления всеми нашими силами к Рудне, чтобы, разбив и прорвав центр расположения армии Наполеона, занять внутреннее положение по отношению к противнику и бить его по частям. Михаил Богданович решил отступать к Москве. В эти дни вся армия и все общество обвиняют Барклая в нерешительности, трусости и даже в измене. Под давлением общественного мнения государь принял решение назначить Кутузова главнокомандующим всеми силами, действовавшими на театре войны.
Кутузов, великий политик, опытнейший царедворец екатерининских времен, прибыл к армии 17 августа и, приняв ее от Барклая, мрачными красками изобразил состояние ее в донесении государю. Прямой и безукоризненно честный Барклай-де-Толли был приведен таким докладом, совершенно не соответствующим истине, в отчаяние. 24 августа, накануне Бородинской битвы, он обратился к императору Александру I с письмом, в котором умолял освободить его «из этого несчастного положения и совершенно уволить от службы», если в предстоящем сражении не исполнится его желание – быть убитым.
Но первым человеком, который давно все понимал и разделял все замыслы Барклая, был интриган и хитрец, истинный сын сложного «осьмнадцатого столетия» великий Кутузов.
Именно Кутузов послал Барклая осматривать места предполагаемых после Бородина боев, думаю, зная, что таких мест до Москвы нет, и только честный Барклай это подтвердит, несмотря на то что и тут его обвинят в трусости.
На знаменитом совете в Филях, когда все генералы требовали сражения, только один Барклай не покривил душой, не поддался общему настроению и высказался за оставление Москвы без боя. Нужно было обладать глубокой, искренней убежденностью в правоте своих взглядов и громадным мужеством, чтобы, зная о тяготевших над ним обвинениях и подозрениях, высказаться за оставление Москвы.
Кутузов же на совете спал или прикидывался спящим. Но когда услышал разумную речь Барклая, то мгновенно «проснулся» со словами:
– Ну, коли все за отступление, делать нечего… Москву придется сдать…
Это Барклай, когда армия перешла на старую Калужскую дорогу, подал свое мнение за открытие наступательных действий, и это по его предложению первый летучий партизанский отряд Дорохова был направлен к Вязьме – достойное решение разведчика и профессионального кавалериста… но на этом и закончилось участие Барклая в Отечественной войне.
15 сентября он свалился от нервного истощения и сильной лихорадки, давно уже его мучившей. Он был давно и тяжело болен. К болезни присоединилось новое нравственное испытание: гибель всех его замыслов, кроме уничтожения его детища – военной разведки – совершенно незаслуженное унижение. Состоялось увольнение его от должности военного министра, хотя и по его собственной просьбе, но без единого слова благодарности за все сделанное им на этом посту.
22 сентября он покинул армию и выехал в Калугу, где подвергся со стороны черни ужасным оскорблениям. Его карету забрасывали камнями и навозом, в его калужском доме били стекла. Просьба его о разрешении прибыть в Дерпт (в Тарту) осталась без ответа. Тогда, совсем больной, он удалился в свое имение в Лифляндской губернии, уверенный, что здесь будет окончательно предан забвению и, хотя бы избавленный от ежедневных оскорблений, обретет покой. Однако заслуженная слава и благодарность потомков были впереди.
Через несколько месяцев он получает письмо от Александра I с просьбой принять командование армией в Заграничном походе.
4 февраля 1813 г. Барклай с 3-й армией, шедшей на соединение с основными силами союзников, двинулся на французов и 4 апреля, в который раз спасая русскую армию, взял город Торн.
[70]
«17 апреля умер Кутузов. Однако главнокомандующим нашими и прусскими войсками был назначен граф Витгенштейн. Он был моложе Барклая в чине, и это была очередная несправедливость, но безупречный военный Барклай-де-Толли беспрекословно Витгенштейну подчинился.
После Люценского сражения 3-я армия, ведомая Барклаем, присоединилась к главной. В ночь на 7 мая войска Барклая были посланы против корпусов, направленных Наполеоном на Кенигсварт на обход правого крыла русских и для действий на тыловые сообщения. 7 мая Барклай разбил и рассеял при Кенигсварте итальянскую дивизию генерала Перри».
[71]
8 и 9 мая под Бауценом Барклай командовал правым флангом русской армии, на который был направлен главный удар Наполеона.
19 мая состоялось назначение Барклая главнокомандующим русско-прусской армией, действовавшей против Наполеона. С присоединением Австрии общим главнокомандующим был назначен австрийский фельдмаршал князь Шварценберг, Барклай же остался во главе наших и прусских войск. Вступив со своей армией в Богемию, он двинулся к Дрездену и после сражения под этим городом отступил к Кульму, где 18 августа союзные войска одержали решительную победу.
[72]
В Лейпцигской битве Барклай «с обычным мужеством и неустрашимостью» появлялся повсюду, где необходимо было его присутствие, и стал одним из главных виновников одержанной победы. Наградой ему за нее стало графское достоинство.
