Вернувшись, как тогда говорили, «в случай», Платов использовал его на 200 %! В 1805 г. он переносит административный центр Войска Донского из Старочеркасска в новостроенный город Новочеркасск.
О перенесении столицы на новое место казаки просили давно. Старочеркасск разросся, превращаясь из торгового, портового центра в заштатный городок, постоянно заливаемый наводнениями и паводками. Однако мечта о новой столице донских казаков воплотилась в жизнь только благодаря энергии и связям М. И. Платова. Собственно, казачий атаман сделал то, что за столетие до него проделал Петр I, чтобы избавиться от давления бояр, перенеся столицу Империи из Москвы в новопостроенный Петербург. То же совершил и Платов. И одной из руководящих его делами идеей являлось освобождение от старой казачьей аристократии, чье гнездо – (Старый) Черкасск.
Однако было множество и других причин, которые при беглом взгляде на это событие не особенно заметны. Например, отрыв города от берегов Дона – не просто уход от широкой речной дороги, а переход от господства рыбацкой экономики к земледелию. Еще Петр, подсекая старинную экономику казачества, запрещал донцам ловить рыбу. Платов переводил хозяйство на «земледельческие рельсы». Отныне Дон живет с «земли и травы», т. е. скотоводства и земледелия, а не «с поля и воды» – охоты и рыболовства. Есть и другие загадки.
Декларируя новую казачью столицу как место для отдохновения заслуженных воинов, как город усадеб с комфортабельными по тем временам домами, утопающими в садах, с внутренними двориками и беломраморными фонтанами в них, Платов строил нечто иное. С точки зрения военной, Новочеркасск являл собою весьма серьезное укрепление. Причем укрепление нового времени, без крепостных стен, но с одной ведущей в город дорогой, по дамбе и территорией вокруг поселения, которая легко затоплялась и превращалась в непроходимое болото. Эта единственная дорога и все вокруг города хорошо простреливалось, поскольку Новочеркасск поднялся на горе. «Построил Платов город на горе, казакам на горе!» – известное на Дону присловье.
Ну это ведь необходимо! Угроза набегов на станицы с Кавказа и из Заволжья все еще существовала. Разумеется! Однако Новочеркасск изначально был готов к обороне при нападениях со всех сторон! В том числе и со стороны России!
Не прост был «Вихрь-атаман»! При его гениальном умении изображать простецкого малого, «косак ля рус», который только и делает, что «крутит кольцами усы», «пьет кизлярку на задумной укушетке», в общем, «мужественный старик» из «Левши» Н. Лескова. Платов никогда таким не был. При, как теперь говорят, имидже человека из народа, простачка «из наших», что сильно импонировало основной массе казаков, Платов – из новой элиты, смертельно враждовавшей со старой донской аристократией, ненавидевшей ее, но нуждавшейся в ее поддержке или хотя бы признании. Верный пес Империи, «слуга царю, отец солдатам», Родиной-то он, по старинному казачьему обычаю, считал только Дон! И строил новый город так, чтобы, случись беда, и от имперских войск отмахаться.
Платов – великий артист, человек изощренного не только воинского, но и дворцового ума, который в придворных интригах плавал, как рыба в воде. Будь он другим – не сделал бы одной саблей да верностью присяге головокружительной карьеры. Будь он другим – не приобрел бы он посмертной славы среди казаков, все помнивших, но многое ему простивших.
Так что же, так его никто и «не раскусил»? Был не меньший интриган, карьерист и военный гений, который понимал Платова и, похоже, терпеть его не мог, – М. И. Кутузов. Они, на мой взгляд, как-то похожи: один изображал черноземную простоту, другой – немощность старца, а друг друга видели насквозь! Доказательства? Платов от Кутузова не получил ни одной награды! А кроме того, один эпизод в знаменитом Бородинском сражении, историки обходят молчанием.
При пристальном изучении событий тех дней бросается в глаза, что легкая кавалерия и казаки проявили себя только в рейде Уварова при обходном маневре французской армии, когда своей вылазкой задержали наступление французов на два часа. Дело, разумеется, блистательное, но ничего больше…
Да как же было устоять легкой кавалерии против кирасир? Это разговор отдельный. Эпизод же, о коем мы говорим, очень характерен. Французы в числе 30 тысяч кавалерии намеревались ударом с фланга по оврагу зайти русской армии в тыл. В овраге стояли казаки в числе 6 тысяч под командой Платова.
Узнав о готовящейся атаке французской конницы, Кутузов приказал казакам нанести упреждающий удар, т. е., выйдя из оврага, атаковать самим. Дальше произошло поразительное! Вернувшийся в ставку посланец в ужасе сообщил, что и приказа-то отдать не смог: Платов – пьяный, и все офицеры тоже! Чуть с коней не падают. Атаковать не могут.
О том, что Кутузов понял суть происшедшего, свидетельствует то, что, скрепя сердце, он оставил это явное воинское преступление атамана без последствий.
А ларчик открывался просто! Французы, выстроившиеся у оврага, видели стоявших в нем казаков, но сколько их не знали. Авиационной разведки тогда не было, хотя французы уже и пользовались с этой целью воздушными шарами – монгольфьерами.
Чтобы атаковать казаков в овраге, они должны были выстроиться колонной, стало быть, потерять все преимущества численного превосходства, а свалка в овраге «закупорила» бы его, как пробка. Французы так и не решились атаковать.
А вот если бы казаки выступили, согласно приказу, на равнину, если бы французы увидели, сколько их, кирасиры раздавили бы все казачьи шесть тысяч, как паровой каток лягушку. Конечно, это заняло бы некоторое время! Конечно, казаки бы, как всегда, «покрыли себя неувядаемой славой». Возможно, пока французы их уничтожали, подтянулись бы какие-то резервы и не дали французам выйти русским в тыл… Но Платов посчитал, что лучше вообще обойтись без резни. Задачу-то он выполнил – французов в тылы не допустил, а главное – казаков сберег!
Что для Кутузова шесть тысяч потерь иррегулярного войска! Мобилизационные ресурсы России тогда были, в сравнении с Францией, неисчерпаемы. Под ружьем стоял один из 43 годных к службе рекрутов! «Чего их беречь? Бабы новых нарожают!»
А для донских казаков, коих тотальная мобилизация поголовно вымела из станиц, когда в одном строю стояли отец, дед и внук, и набиралось всего не более 60 000, 6000 – это каждый десятый! Да ведь еще при Платове в тот день стояли лучшие! Вот и «не дал батька атаман в трату своих детушек!» Потому и памятник ему стоит, и в Новочеркасском соборе его каждодневно поминают!
Читая о Платове, мы как-то все время упускаем из виду что, как всякий живой человек, он менялся на протяжении жизни, и Платов под Измаилом смутно проглядывает в Платове, вернувшемся из Парижа. Том самом, кто, увидев на полевом параде, через поредевшие ряды когда-то такой монолитной конницы, идущей стремя в стремя так плотно, что, как поется в песне, «пыль не смела подняться до лиц казаков», широкую донскую степь, пал на колени и закричал, рыдая: «Господи, что я наделал! Прости, Батюшка, Тихий Дон!»
Платов за три года до смерти успел прожить еще одну жизнь! Куда ни посмотри, конные заводы – Платов, гимназии – Платов, богадельни – Платов, больницы – Платов! Совсем другой человек, чем тот «доблестный забавник» из дворцовых исторических анекдотов, и даже совсем не тот, с лубочных картинок, кто с обнаженной саблей летел впереди полков, гоня супостата, ища славы!
