Парень вскинул бровь, ожидая объяснения. Марина выдохнула и совершенно серьезно произнесла:
– Я смотрю, как вы берете в рот мундштук саксофона, и понимаю, что хочу быть на его месте.
Она была готова к тому, что парень не оценит двусмысленность фразы и посмотрит косо, но он неожиданно рассмеялся:
– А вы забавная.
– А вы сексуальный.
– Меня зовут Илья.
– А меня Марина. Хотите выпить со мной кофе? Или чай? А еще лучше чего-нибудь крепкого, потому что я реально начинаю нервничать.
В тот вечер она впервые допустила мысль, что, возможно, чудеса и правда случаются. А иначе как объяснить то, что Илья согласился? Они сидели в кафе, он рассказывал о своих юношеских проблемах – ему едва стукнуло двадцать, а она зачарованно следила, как двигались его губы. Марина не судила людей по внешности, предпочитая содержание форме. Ее привлекали интересные собеседники с жизненным опытом. Впервые в жизни ей было неважно, чем заполнена эта совершенная оболочка. Ей хотелось обладать этим телом, – даже если бы оно и вовсе не имело души.
Но Илья удивил. Чем больше они общались, тем интереснее он казался. Безупречная форма несла в себе довольно любопытное содержание. Марина была старше и мудрее, но весь ее опыт становился неважным, когда она вдыхала тонкий, терпкий запах молодого самца. С ним хотелось заниматься животным сексом, а потом, истощенной и измочаленной, раскинувшись на влажных простынях, учить его жизни.
Когда начался их роман, Марина считала, что рано или поздно наваждение закончится и страсть постепенно сойдет на нет. А потом услышала сочиненные Ильей песни. И поняла, что должна сделать все возможное, чтобы он добился известности.
Марина не знала, почему Илья сделал ей предложение. Привык к ее восторженному поклонению? К бесконечным комплиментам? Осознал, что без ее поддержки вряд ли пробьется самостоятельно? Тогда Марина предпочла не рефлексировать. Любимый мужчина хотел жениться – кто бы ответил отказом? Все случилось так быстро… И если она анализировала каждое мгновение, то Илья действовал по наитию, поддавшись порыву. Сперва он испытывал страсть, а потом просто привык. Марина стала идейным вдохновителем, продюсером, двигателем его группы. Она уволилась из клиники и посвятила себя делам мужа.
За последний год они ни разу не занимались любовью.
Громко зазвонил домофон. Марина подняла трубку:
– Матвей? Поднимайся, открываю.
Она бегло осмотрела себя в широком, во всю стену, зеркале. Пригладила растрепанные волосы, поправила сползающую бретельку лифчика. Подарок, завернутый в блестящую упаковочную бумагу и перевязанный красной лентой, стоял на тумбочке.
– Можно, Марусь? – в приоткрытую дверь просунулась патлатая голова Мэта. Он регулярно ходил в парикмахерскую к какому-то модному стилисту, но его прическа напоминала немытую обезьянью шевелюру.
Марина еле удержалась от саркастичного комментария:
– Да заходи уже, не топчись на пороге. Привет.
Они обменялись дружескими поцелуями.
– Чаю выпьешь?
– Как-то странно ты произносишь слово «коньяк», – весело оскалился Мэт. – Как дела?
– Нормально, – соврала она, направляясь в кухню. – Тебе черный или зеленый?
– Зеленый сойдет, – он разулся, аккуратно отставил ботинки в сторонку и последовал за хозяйкой.
Многим людям Матвей представлялся эдакой темной лошадкой, но самой Марине было многое в нем понятно, а кое-что по-настоящему восхищало. Например, то, как он преображался за барабанами. В обычной жизни никто не угадал бы в нем рок-музыканта. Он одевался скромно, носил бороду – не короткую, франтоватую, где волосок к волоску, а самую что ни на есть русскую народную. Из-за этой светлой окладистой бороды он куда гармоничнее смотрелся бы в рубахе-косоворотке и с гуслями, нежели за современными барабанами. Однако ж едва он брал в руки палочки и садился за ударную установку, все аллюзии относительно его внешнего вида мгновенно развеивались. Матвей впадал в экстатический транс, и черты его лица как будто менялись, делаясь резче, грубее. Он вытворял немыслимое и молотил так, что лопались перепонки. Марина не сильно разбиралась в музыке, но профессионала от дилетанта отличала с легкостью. Матвей мог выдать ритм, от которого мурашки бежали по коже.
Илья объяснял, что даже в адреналиновом угаре во время выступления Мэт никогда не допускает скачков темпа. Многим ударникам знакома такая проблема – из-за возбуждения невольно играешь быстрее, чем нужно, обгоняешь мелодию. Матвей являлся образцом для подражания, всегда умудряясь контролировать и отслеживать идеальный ритм.
Первое время Марина с опаской приглядывалась к этому члену группы. То ли дело Андрей, басист – парень простой, без перекосов. Играл ровно, общался спокойно, к жизни относился философски. С ним даже поругаться ни у кого не получалось: он улыбнется добродушно или заржет – и конфликт сразу сам собой затухает. А ведь облик у Крепостного самый что ни на есть рокерский – бритый череп, пирсинг в губах и бровях, татуировки от шеи до пяток, неизменная кожаная жилетка. По идее, такой вид должен устрашать. Но не устрашал. Манерой держаться Андрей напоминал Марине медлительного домашнего кота.
Однажды Илья рассказал семейную историю Матвея. Оказывается, этот странный раздолбай воспитывал ребенка своей сестры! Пару раз на репетициях Марине довелось услышать его разговор с племянницей по телефону: он вел себя как настоящий отец – рассудительно, покровительственно, ласково. Марина поняла, что непременно подружится с ним. Так впоследствии и вышло.
– О чем задумалась? – Мэт отхлебнул чай и потянулся за пряником. – Какая-то ты загруженная.
Она повертела в руках ложечку и отложила ее в сторону:
– Так, о разном. Ничего серьезного.
– Да?
– Да.
– Да? – сощурившись, повторил он.
– Тебе в рифму ответить? – Марина снова схватила ложку и принялась крутить ее между пальцев. – Все у меня нормально.
– Может, ты тогда снимешь петлю с шеи и слезешь с табуретки?
– Идиот.
Матвей усмехнулся и мотнул головой, откинув упавшие на лоб волосы:
– Ты вечно находишь проблемы.
– Неправда! – возразила она. – Я, наоборот, всегда решаю проблемы. Ваши в том числе.
– Но сперва находишь.
Они рассмеялись. С Мэтом было легко. С ним Марина не чувствовала, что не дотягивает, берет взаймы. С Ильей она всегда ощущала себя не то чтобы недостаточно хорошей, скорее не подходящей. Как если бы у нищенки оказалась в руках роскошная фарфоровая чашка, более уместная для шикарной гостиной, нежели для сбора милостыни. И ты вроде и понимаешь, что этот предмет из другого мира, не для тебя сделанный. А ведь добровольно ни за что не отдашь.
Наиболее остро ощущение неуместности появлялось, когда Марина попадала на репетиции. Между собой Илья, Мэт и Андрей разговаривали на особом языке. Порой было невозможно понять, что они обсуждают и над чем смеются. Сначала Марине казалось, что она никогда не станет своей. Но минуло немного времени, и она постепенно прониклась их стилем общения.
