– Ну вот опять, – протянул Матвей. – Задумалась.
– Извини, – она натянуто улыбнулась. – Я сегодня весь день рефлексирую, прошлое вспоминаю. Помнишь, первое время, когда я приходила на ваши репетиции, не могла уловить предмет дискуссии.
– Но потом-то втянулась. И, собственно, кто бы мог подумать, – Мэт явно начинал знакомую игру. Марина поддержала:
– А ты говоришь…
– И главное, ведь каждый раз, но в основном!
– Тут ты не скажи, оно же ведь в самом деле!
– Так-то оно так, но позвольте…
– Все, хватит! – Марина шутливо толкнула приятеля. – Я еще не настолько виртуозна.
– Не наговаривай. Ты отлично справляешься, – он отодвинул пустую чашку и лукаво улыбнулся: – А знаешь, когда я полностью тебя одобрил?
– Одобрил? Вот даже как? – Ее бровь изогнулась.
– Когда начинаешь с кем-то общаться, постепенно создаешь собственное мнение, складываешь его из разных нюансов. Ты мне с самого начала понравилась, и все же я не спешил возводить тебя на пьедестал. Но однажды ты попросила меня объяснить, что такое динамическая игра на барабанах…
– Ты шутишь? – прервала его Марина, развеселившись.
– Не-а, – Матвей улыбнулся. – Ты так внимательно слушала, пытаясь вникнуть во все детали, что просто покорила меня.
– Ну-ка погоди, – Марина на секунду задумалась и выдала: – Динамика игры на барабанной установке – это громкость и сила, с которыми ты играешь отдельный «звук». Каждый элемент ударной установки – малый барабан, хэт, бочка или еще что-то, может звучать с разной громкостью относительно других. Динамику определяет то, как ты производишь удар. Например, можно играть очень тихо в малый барабан призрачными ударами (Ghost Stroke), или же играть одновременно в обруч и пластик барабана (Rim Shot), «выколачивая» звук. То, как ты отбиваешь разные звуки, определяет динамику игры и формирует твой уникальный стиль.
– Браво! – восхитился Матвей. – Ты умная и красивая, повезло Илюхе.
– Спасибо.
– Как он, кстати?
– Отдыхает, – Марина постаралась, чтобы ее голос не звучал мрачно, но, похоже, ей это плохо удалось. Матвей метнул в нее изучающий взгляд:
– Без тебя? Почему?
– Ты такой деликатный, спасибо, – съязвила она. – Это ты у себя спрашивай, а не у меня. Не я здесь творческая натура. Вам друг друга легче понять.
Настроение совсем испортилось. Мэт заметил перемену и поспешил сменить тему:
– Я сегодня Соньку в цирк веду. Хочешь с нами?
– У меня дел полно, – голос Марины смягчился. – Благодарю за приглашение. Вон, подарок Софьин не забудь, на тумбочке. У меня и для тебя кое-что есть, – она встала. – Секунду.
Сходила в ванную и вернулась, пряча что-то за спиной. Матвей хмыкнул:
– Угадывать не буду. Сразу показывай.
Спорить не стала, протянула ему пластмассовый флакон:
– Это тебе. Очень полезная вещь в хозяйстве. Предназначена для мытья волос. Шампунь называется.
– Вот ты коза, – беззлобно обронил он, оценив сарказм. – Ничего ты не смыслишь в искусстве. Это у меня стиль такой.
– Да я разве против? У нас в третьем классе у одного мальчика тоже такой стиль был. Пока вши не завелись.
Они перебросились еще несколькими фразами, и Матвей засобирался. В другой день Марина убедила бы его задержаться и еще поболтать, но сегодня у нее имелось более важное занятие.
Она всегда решала любые немузыкальные проблемы, с которыми сталкивалась группа. Илья, вероятно, полагал, что для успеха достаточно таланта. Он даже примерно не представлял, сколько Марине приходилось разруливать вопросов. О ее усилиях догадывался, пожалуй, только Матвей, – да и то не в полной мере. Она специально не грузила парней лишними деталями. Их главной задачей являлась хорошая музыка. И Марина выбивалась из сил, чтобы будничные вопросы не отвлекали «Waterfall» от творчества.
Марина переоделась в джинсы и спортивную кофту, взяла сумку и ключи от машины и покинула квартиру. День выдался по-летнему теплым, но в воздухе уже витал запах осени. Во дворе было пусто. Даже на детской площадке никто не играл. Она нырнула в салон, завела двигатель и плавно тронулась с места.
Глава 11
Когда трос мягко спружинил и остановил падение, Илья понял, что не умрет. Нахлынуло чувство облегчения – ошеломляюще сильное, перебивающее все остальные эмоции. Пока Илью тянули вверх, волокли обратно к машине, выламывая локти за спиной, его преследовала единственная мысль.
Он жив.
Жив, черт побери!
В сравнении с этим все остальное казалось ничтожным и незначительным.
Ватные ноги подкашивались. Его толкнули, он упал, впечатавшись плечом в жесткий пол, но даже не заметил этого неудобства. Тело била мелкая дрожь от бурлящего в крови адреналина. Воздуха не хватало. Илья прикрыл веки и задышал ртом, стараясь успокоиться. Невозможность видеть давила на нервы и обостряла чувства. Он раз за разом представлял, как летит в пропасть; как приходит осознание неминуемой гибели; как мучительно, невыносимо хочется жить.
Он поверил, что умрет. И собственный крик, разрывающий барабанные перепонки, будет последним, что он услышит. Илья хотел бы остановить воспоминания и сосредоточиться на чем-то ином. Но прошло не менее получаса, прежде чем мышцы расслабились, а мозг заработал в привычном режиме.
Илья все так же испытывал облегчение. Но теперь к нему примешивались обида и возмущение.
Это что? Тест какой-то? Проверка? Предупреждение? О чем ему пытались сказать? Что они ребята серьезные и шутки шутить не намерены? В следующий раз веревки не будет? Все из-за того, что он не выполнил нелепое требование сочинить песню? Они там реально считают, что подобные выходки простимулируют творческий процесс? Тупые садисты. Они вряд ли чего-то добьются, продолжая в том же духе.
Нужно вывести похитителей на диалог. Заставить их сообщить хоть какую-то информацию. Только как? Он уже пытался заговаривать и провоцировать. Но получал одни неудобства.
Когда машина остановилась и кто-то открыл дверь, чтобы вытащить его наружу, Илья придал своему голосу максимум доброжелательности:
– Послушайте, почему бы вам нормально не объяснить, что происходит?
Вместо ответа его грубо выволокли из машины.
Ступени вверх. Порог. Поворот налево. Короткая лестница. Длинный прямой коридор.
Скрипнула тяжелая дверь. Пленника толкнули вперед, сдернув мешок и расстегнув наручники. Отвыкшие от света глаза невольно зажмурились. Илья поморгал, привыкая к ярким лампам, и осторожно приоткрыл веки. Он снова находился в подвале.
Крестовский сел на кровать, упершись локтями в колени и закрыв лицо руками. Адреналиновое возбуждение отпустило, и нахлынула отупляющая усталость. Пропало желание что-то выяснять, куда-то двигаться. «Последствия стресса», – наверняка бы прокомментировала Марина. Мысль о жене показалась далекой, размазанной. Словно бы там, на воле, Илью изображал чужой человек, а сам он родился и вырос здесь, в этом подвале. И весь смысл его существования заключался в том, чтобы сочинить какую-то песню…
