Потом перевел взгляд на синтезатор и оставленную у стены гитару. Песня все-таки шикарная получилась. Вот бы сыграть ее Мэту и Крепостному и посмотреть на их лица! Друзья знали толк в хороших мелодиях. И хотя музыкальные вкусы у всех троих сильно разнились, по-настоящему хорошие песни споров не вызывали. Порой Илья приходил на репетицию с сырым материалом, и друзья помогали его доработать – если материал того стоил. Пару раз они забраковывали песни, но в большинстве случаев одобряли.
Сейчас Матвей сразу бы сел за «железо» (как он называл ударную установку) и начал потихоньку отбивать ритм, прикидывая наилучшие вариации. В такие моменты его не стоило трогать хотя бы минут пятнадцать – чтобы он полностью проникся музыкой, прочувствовал ее настроение. Обычно он останавливался сам. Обводил глазами присутствующих и заявлял, что готов работать.
Начинались обсуждения и прикидки, во время которых Матвей активно разминал пальцы – вращал и побрасывал палочки, производя с ними немыслимые манипуляции. Выглядело это эффектно, на концерте он вытворял подобные трюки под восторженные крики поклонников. Но главной целью этих упражнений являлось не развлечение, а развитие ловкости и цепкости пальцев.
Крестовский наигрывал песню, Андрей и Мэт подхватывали. К концу первой репетиции у них обычно уже имелся примерный рисунок песни. Жаль, что у Ильи нет возможности поделиться с друзьями только что сочиненной композицией. Они бы оценили и довели ее до ума…
Он потянулся к гитаре, чтобы повторить песню, и вдруг ощутил сильнейшую усталость. Он работал без перерыва последние сутки, а то и дольше – и осознал, что еле держится на ногах. Мышцы налились тяжестью, голова затуманилась. Илья понял, что если немедленно не ляжет, то попросту свалится на пол от слабости.
Он добрался до кровати и в изнеможении растянулся на жестком матрасе. Закрыл глаза и прислушался к своим внутренним ощущениям. В голове мельтешили хаотичные мысли, унося его то в прошлое, то в будущее, заставляя забыть о настоящем. Он провалился в чуткое полузабытье, что-то среднее между сном и явью.
Перед глазами возникла картина трехлетней давности: он летит в самолете «Ан-28», полностью экипированный для прыжка. Ему приспичило прыгнуть с четырех тысяч метров, чтобы испытать свободное падение.
Четверть часа самолет набирает высоту. По заметному дефициту кислорода Илья догадывается, что самолет находится на приличном расстоянии от земли. Наваливается сонливость и легкое отупение. Инструктор показывает, что пора готовиться, и пристегивает Илью к себе карабинами. Потом проверяет крепления, дает последние напутствия:
– В момент прыжка не махать ногами, в затяжном падении выгибаться тазом вперед, при посадке поднять ноги, согнуть колени.
Инструктор шагает к открытому люку и садится, вынуждая Илью копировать его движения. Внизу, в голубоватой дымке, темнеют зеленые точки деревьев. Зрелище волнительное, но он не успевает его осмыслить: инструктор двигается вперед, отталкивается, вываливаясь наружу. Брюхо самолета мелькает перед глазами и ухает резко ввысь.
Чистый адреналин.
Он лежит на плотном потоке воздуха, тугом, как натянутый батут, а под ним зияет прозрачная пропасть. Вокруг – пустота. Ни единой точки опоры. Только пространство. Вне времени. В ином измерении. Лишь где-то далеко внизу – рваная вата облаков и полоска полукруглого горизонта напоминают о другой, земной жизни.
Слабый толчок, еще один. Раскрывается парашют. Наступает удивительная тишина. Илья больше не падает, – просто неподвижно висит в воздухе. Высота, судя по облакам, около тысячи метров. Он беззвучно плывет вниз, а навстречу медленно двигаются леса, поля и дороги.
Затем обстановка меняется. Ощущение полета переходит в плавное скольжение параллельно земле. Илья понимает, что каким-то образом очутился в аэропорту. Он лежит на багажной ленте и движется по замкнутому кругу. Незнакомые лица всматриваются в него, но быстро теряют интерес. Чемоданы, наваленные рядом, снимают один за другим и уносят. Постепенно лента пустеет. Илья пытается вспомнить, что он здесь делает и почему никто не узнает его. Он вертит головой и видит Марину в другом конце зала. Она с кем-то увлеченно разговаривает и не замечает никого вокруг. Он машет рукой, зовет ее, но она не слышит. Илья осознает, что до конца своих дней будет кружить на багажной ленте, не в силах сойти с нее или привлечь к себе внимание. Внезапно Марина оборачивается, и ее лицо размыто и неясно, как за мутным стеклом. Она хватается руками за живот, из-под ее пальцев проступает кровь, отчетливая на светлом свитере. Она смотрит осуждающе, ее рот искривляет скорбная гримаса.
Илья распахнул глаза и резко сел на кровати, возвращаясь в реальность. Жаль, что реальность выглядела не намного лучше ночного кошмара. Он поднялся, выключил свет и вернулся в постель. Заснул мгновенно, едва голова коснулась подушки. На этот раз ему приснилось, как они с парнями исполняют новую песню перед многотысячной ликующей толпой.
Глава 22
Он вложил в мелодию и слова всю свою страсть, все эмоции, испытанные за период плена. Вика отчетливо слышала и ярость, и отчаяние, и надежду на избавление. А как он исполнял эту песню, с каким надрывом! Волоски на руках дыбом становились. По сравнению с его голосом даже хриплый баритон Джельсомино невольно блекнул и терял свою манкость.
Вика писала полночи и проснулась ни свет ни заря, чтобы продолжить писать. Сюжет разрастался и отчаянно просился на экран компьютера. Герои романа, один за другим, теряли картонную схематичность и обретали любопытные черты. Вика улыбнулась. Она уже примерно представляла, каким будет конец, но предпочитала не забегать вперед. Еще неизвестно, какие сюрпризы подкинет мирозданье. В последнее время оно приятно ее удивляло.
«Может, по этой книге даже снимут кино, – мечтательно подумала Вика, закрывая ноутбук. – Хороший остросюжетный фильм с красивыми актерами».
Волиной нравилось слушать интервью с писателями, чьи романы экранизировали. Она отлично понимала их чувства, хотя сама подобного опыта не имела. Пока не имела. Недавно Вика смотрела интервью с Дианой Гэблдон и актерами из снятого по мотивам ее книги сериала и представляла: ты пишешь-пишешь, долго и самозабвенно, свою самую грандиозную фантазию и в один прекрасный момент получаешь ее в виде фильма с идеальными актерами – именно такими, каких ты воображала. И сцена – та сцена, ради которой ты весь сюжет придумала и закрутила, – воспринимается режиссером тоже как центральная. И ей отдается целая серия, представляете? Целая серия физических и моральных страданий красивого шотландского юноши.
Вика радовалась за Диану Гэблдон. Но куда больше она порадуется за саму себя. Сначала, когда опубликует десятую книгу. А затем, когда по книге снимут фильм, Вика будет лицемерно удивляться, читая положительные отзывы. Ах, как же так? Неужели всем этим людям, чьи души – уникальные неповторимые вселенные – неужели им и правда нравится мое творчество? Как это неожиданно, право…
В гостиной на первом этаже одиноко бормотал телевизор. Вика включила чайник, достала из холодильника панини с курицей и разогрела в микроволновке. Еду они здесь не готовили. Раз в день кто-то из парней мотался в ближайший населенный пункт и покупал что-нибудь съедобное. В самый первый раз, когда Арнольд привез пакет с едой, Вика предложила ему деньги. Тот только поржал. Ее поступок и правда выглядел смешным на фоне того, сколько деньжищ угрохали в организацию похищения.
