– …А что у тебя по обносу квартиры Карапетяна?
– Угадай с трех раз, – помрачнел лицом Захаров.
– Понятно. Глухо.
– Полный… Бетховен. Притом что там, сам понимаешь: райком звонил, обком перезвонил, горком – собирается звонить.
– Как же, как же! Цельный замдиректора Кузнечного рынка. Это тебе не какой-нибудь профессоришка.
– А ты с какой целью интересуешься?
– Да так, возникла тут одна мыслишка.
– Возникла и молчишь? – возмутился Захаров. – Излагай, не томи!
– Да рановато пока. Излагать. Надо бы для начала кое-какие детальки-шестеренки уточнить.
Мыкола, ты часом за расписного с кликухой Барон ничего не?..
– Барон? Нет, не слышал.
– Вот и я почему-то не слышал. А по моим сведениям, вроде как авторитетный товарищ.
– Так добреди до Светки. Пусть она тебе в картотеке поглядит.
– Тоже мысль.
– Только к Светке меньше чем с коробкой грильяжа соваться бесполезно.
– Ишь ты? А на какие, позволь спросить, шиши я ей грильяж покупать стану? Что за жизнь такая пошла: куда ни сунься – без на лапу никуда? Ладно, разберемся. Значит, вечером как договорились?
– Без вопросов. В восемь, у входа в ДК моряков. Возьмем Графиню за вымя.
– К слову, ух и дойки у нее! Прям хоть бросай службу – да в дояры переводись!..
* * *
Постель на огромном супружеском ложе была смята и «вытоптана» так, словно бы две команды футболистов здесь только что отыграли принципиальнейший матч.
Взмокшая, облаченная в полупрозрачный пеньюар Мадам распласталась поверх простыней, прикрыв глаза в бессильной неге, а рядом, упершись спиной в подушки, расслабленно курил Барон, целомудренно прикрытый одеялом. Излишки столбика пепла он беспечно стряхивал в антикварную фарфоровую чашку.
– …Ах, Юрочка! Какой же ты… у-ууу… Я… я словно заново родилась… Во всем теле такая… такая… легкость необыкновенная…
– Рад, что тебе понравилось.
– Понравилось? Да я буквально на седьмом небе от… от… У меня еще ни с кем и никогда ТАКОГО не было.
– Все когда-нибудь случается в первый раз.
– Да-да! – Мадам прижалась к Барону, желая продлить томную расслабленность тела. – Именно! Я хочу еще! Во второй раз, в третий, десятый!
– Извини, Аллочка, мне, к сожалению, пора. Надо ехать… командировку отметить.
– Это далеко? Я могу вызвать такси.
– Недалеко, на Таганке. Так что, спасибо, не стоит.
– Стоит-стоит, – блаженно замурлыкала Мадам и, еще крепче прижавшись, потерлась мокрым от пота лицом о мужское плечо. – А что там, на Таганке? Ты ведь, Юрочка, так и не рассказал, кем ты работаешь.
– Я журналист. Специальный корреспондент.
– Что-то подобное я и предполагала. Ну, конечно! Ведь ты такой… такой…
– Какой?
– Умный и романтичный. А на какие темы ты пишешь?
– На разные, – усмехнулся Барон, ощущая прилив редкого благодушия и веселья. – В основном, об искусстве.
– Ах, вот почему тебя было не вытащить из кабинета мужа!
– Да, коллекция у вас замечательная. Скажи, а вот там картина у него висит, это что же – подлинный Айвазовский?
– Вроде бы. Хотя… почему вроде? Учитывая, какую сумму Аркадий Григорьевич за нее заплатил, – безусловно, да!
Некстати вспомнив о сумме, Мадам возмущенно фыркнула и пожаловалась:
– Честно говоря, устала с ним бороться.
– В каком смысле?
– Ты бы знал, Юрочка, сколько денег муж тратит на это своё, будь оно неладно, собирательство! Как подумаешь, просто с ума можно сойти!
– Думаю, не стоит сердиться на супруга. Когда в семье водятся лишние деньги, то почему бы и нет? Тем более, вкладывать в искусство в наши дни не только модно, но и выгодно. Правда, существуют такие неприятные риски, как квартирная кража, грабеж.
– Ах, да разве бывают они липшими? В дачу – вложи, в машину – вложи. А в отпуск съездить? А домработница, с ее аппетитами непомерными? Начиная с прошлого месяца мы платим ей уже пятьдесят рублей! Можешь себе представить?
– Да что ты говоришь? – Барон сочувственно поцокал языком. – Пятьдесят?
– Вот именно.
– Это за ежедневную работу?
– Если бы! Вытребовала себе, засранка такая, день через день. Вот сегодня вечером заявится, приберет, наготовит и – до среды. А мой Аркадий Григорьевич любит чтоб с пылу-жару свежеприготовленное.
– В таком случае соглашусь: пятьдесят рублей – да, почитай, тот же грабеж. Только узаконенный. По соглашению сторон.
– Ах, Юрочка, какой ты у меня остроумный. А в какой газете тебя можно почитать?
– Я для разных газет пишу, – уклончиво ответил Барон и скосил глаза на запястье. – Всё, Аллочка, побегу. Боюсь, бухгалтерия в редакции закроется.
– А сколько сейчас?
– Начало второго.
– Как?! – вскинулась Мадам. – Второй час? Уже? Ко мне же в три маникюрша должна прийти! – Она спрыгнула с кровати, томно прогнулась в пояснице и подняла с полу сброшенный «перед началом матча» халатик. – А ведь надо еще успеть покормить тебя, мой львёныш!
– Это как раз необязательно.
– Ничего не хочу слышать! Мужчина не может уйти от женщины голодным. Тем более после того как… как он насытил женщину… Ах, Юрочка, какой ты сладкий! – Мадам с видимым усилием взяла себя в руки, гася очередное, волной накатившее желание. – Всё! Я в душ, а потом на кухню. Полчасика твоя бухгалтерия подождет, никуда не денется.
Алла с завидной резвостью выпорхнула из спальни. Проводив ее взглядом с легкой примесью отвращения, Барон затушил сигарету и выбрался из-под одеяла.
Одевшись, он подошел к трюмо, наугад вытянул несколько ящичков и наткнулся на палехскую шкатулку, под завязку набитую ювелирными украшениями. Порывшись в коих, он удовлетворенно крякнул, убрал на место, вернулся к кровати и приподнял матрас.
М-да… Как же это все неоригинально! Ладно рядовые, замороченные работой и бытом граждане – у тех физически не остается времени для фантазий. Но вот ответственные партийные работники могли бы изобрести и более нестандартные места для хранения личных сбережений, облигаций госзайма и сберегательных книжек на предъявителя.
Зафиксировав до кучи наличие в гардеробе меховых изделий, Барон покинул спальню и широким коридором прошел в прихожую, секундно задержавшись у двери ванной комнаты. Убедившись, что вода продолжает шуметь, он добрел до оставленного под вешалкой чемоданчика, достал из него брусок пластилина, пузырек с машинным маслом и небольшую металлическую пластину. («Все свое ношу с собой!») Раскатав по металлу ровным тонким слоем пластилин, Барон обильно смазал его маслом, подхватил небрежно оставленные на тумбочке ключи от квартиры и аккуратно сделал оттиски. Негромко сам себе приговаривая при этом: «Всё пригодится – что к делу сгодится».
