— Вссе ш-што с-смогу! — вскинулся замковой, выпячивая хилую грудь.
— Во-первых, нужна горячая вода. Много воды. А еще бинты.
— Бинты?
— Ну, какие-нибудь чистые тряпки.
Замковой понятливо закивал.
— Еще шшто-то?
— И неплохо было бы какое-нибудь лекарство — смочить тряпки. Найдешь?
— Могу приготовить отвар из корня рукколы, — с некоторым сомнением в голосе сказал Зазу. — С-снимает жар и убивает заразу.
— Пойдет, — кивнула я.
Через мгновение замковой исчез.
Со вздохом я склонилась над Джалу, вглядываясь в белое, словно присыпанное мукой лицо с капельками пота.
Может, и зря я не ходила на эти чертовы уроки ОБЖ. Хотя сильно сомневаюсь, что там рассказывают что-то чуть более информативное, чем «не суйте, дети, два пальца в розетку, иначе станете, как ваш учитель»… По крайней мере, что делать с человеком, умирающим от рваных ран, — точно не говорят. А если добавить, что никакой это не человек, а самый настоящий дракон и раны ему нанесла жуткая тварь, какой самое место в романах Кинга, то тут, наверное, и опытный хирург зайдет в тупик. Мои же знания первой помощи ограничиваются умением налепить пластырь на царапину…
И все же, глядя на беспомощного Джалу, чье тело время от времени сотрясали болезненные судороги, я не могла сидеть без дела.
В первую очередь нужно было избавиться от окровавленных лохмотьев. С предельной осторожностью я сняла с дракона рубаху, вернее, то немногое, что от нее осталось, осмотрела раны. За исключением порезов разной глубины, серьезных ран было три: одна, самая страшная, с черными от запекшейся крови краями, зияла на груди — прямо в центре; вторая, чуть поменьше, тянулась от подмышки, вниз, по левому боку и уползала красной змеей куда-то за спину; и, наконец, третья — на животе, совсем небольшая, но, похоже, колотая — она смущала меня сильнее всех остальных. Я мало что понимала в анатомии, но логика подсказывала, что именно здесь когти могли задеть жизненно важные органы.
Бурые запекшиеся струйки затекали за пояс штанов, так что, с трудом поборов смущение, я сняла и их. Чувствуя, что начинаю пылать как маков цвет, быстро осмотрела ноги и бедра. Не обнаружив серьезных ран, с облегчением накрыла дракона по пояс простыней.
Пусть я выступала сегодня в роли медсестры самопального госпиталя, но, черт возьми, мне всего шестнадцать и я впервые в жизни увидела обнаженного мужчину!
Присев на кровать рядом с Джалу, я взяла его за руку. Ладонь была мокрой и нездорово горячей.
Сцепив зубы, я смотрела на бледные тонкие губы с запекшейся кровью в уголках. Не стану плакать. Видишь, Джалу, я стараюсь быть сильной, пусть и не очень получается…
И я не разрешаю тебе умирать… Слышишь?! Ты ведь обещал покатать меня на спине… ну ладно, не обещал, но ведь мог бы! И сказки не все прочитал… и ничего о себе не рассказал толком…
В конце концов, ты ведь до сих пор не узнал, что я девушка! Не понимаю, как можно быть таким слепым! Глупая ящерица…
Ну вот, снова хлюпаю носом, дери меня саламандра…
— Я принес-с! — Восторженный вопль разорвал тишину, послышались грохот, металлический звон и звук расплескивающейся воды.
Вздрогнув всем телом, я отпустила руку Джалу и повернулась на шум.
Зазу, с сияющими глазами и довольной ухмылкой на всю морду, пошатываясь под ворохом каких-то тряпок, стоял в центре комнаты. Рядом с ним возвышалось гигантское металлическое ведро, исходящее паром…
Примерно через час Джалу лежал на кровати, спеленатый, как младенец. Вначале я обмыла его горячей водой, а затем перебинтовала чистыми тряпками, пропитанными какой-то целебной дрянью, притащенной Зазу в отдельном котелке. Пах отвар просто убийственно — приблизительно такой запах мог получиться у варева из дохлых крыс, но, если верить замковому, обладал неповторимыми целебными свойствами.
Отерев со лба пот, я отступила на шаг, любуясь делом своих рук. На всякий случай я обмотала дракона тряпками с головы до ног, так что теперь тот походил на свежемумифицированного фараона.
— Во мне умер Гиппократ! — сказала я с пафосом и устало села в ногах дракона.
Я погладила Джалу по руке — его все еще лихорадило, но, кажется, уже не так сильно.
Зазу пристроился рядом. Все это время он так активно помогал мне и даже ни разу не затянул волынку про свою «несчастную судьбу», что я почти была готова простить его за всю эту неприятную историю с ключом.
— Слушай, Зазу, — беспокойство за дракона чуть поутихло, и любопытство решило, что самое время ему проснуться, — а что значит для замковых «маленький»? Сколько тебе лет?
Зазу ответил не сразу. Стянув тюбетейку, почесал обнаружившийся под ней светлый хохолок.
— Пятьдес-сят три года два мес-сяца и три дня, — сказал он наконец, состроив смешную гримаску.
Не удержавшись, я хихикнула. Вспомнила себя в десять лет, когда так же тщательно подсчитывала прожитые годы, месяцы и даже дни, мечтая поскорее стать старше.
— Помнится, ты говорил про какие-то «славные времена», когда Джалу солил всех недругов в бочке и ел на завтрак… Неужели ты застал эти его кровожадные привычки?
Мордочка замкового стала еще кислее.
— Нет, конечно, — сказал он с неохотой, — это было очень давно. Отец рас-ссказывал.
— А где твой отец сейчас?
— Умер.
Я прикусила язык. Мне нестерпимо захотелось потрепать Зазу по его забавному светлому хохолку, но я не решалась. Наверное, малыш был совсем один в этом замке. За исключением Джалу, к которому он питал явно большие чувства, чем просто к хозяину…
— И ш-што нам теперь делать? — Выкатив золотистые шары глаз, Зазу смотрел на меня, как иудейский народ на Моисея.
Я все же не выдержала, рискнула положить ладонь на его макушку, легонько погладила. Замковой вздрогнул всем тельцем, прижал уши по бокам головы, ощерился, но ласку стерпел.
— Ждать, — сказала я тихо. — Ждать и надеяться.
* * *
Весь последующий день я почти ни на минуту не отходила от Джалу — стерегла его сон, как Оле-Лукойе, только вместо зонта в руках у меня была смоченная в прохладной воде тряпица, которой я время от времени обтирала пылающий жаром драконий лоб.
Все мои потребности на время словно притупились: не хотелось ни спать, ни есть, а уж последнее было для меня так странно, что пару раз в беспокойстве щупала свой лоб на предмет температуры — не подхватила ли, часом, какой заразы.
Даже Зазу забеспокоился — попытался было соблазнить меня сухой лепешкой с куском изрядно плесневелого сыра и огрызками вялой зелени, но безуспешно.
Вместе с аппетитом как-то незаметно испарился и страх, все это время мешавший дышать, раздиравший грудь, будто я умудрилась наглотаться чертополоха. На смену страху пришла, свернулась теплым котенком под сердцем надежда и с каждой минутой все крепла.
