— Не выражайтесь, студентка Крам, — холодно одернул меня ректор. — И не забывайте, где вы находитесь. А ваш доклад я не приму хотя бы потому, что он лишен правдоподобности и этой вашей хваленой «элементарной логики». Вам бы не наукой заниматься, а строчить романы для бульварной прессы!
Опустив голову под яростно сверкнувшими глазами ректора, я несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь вернуть самообладание.
При всем желании не могу злиться на человека, заменившего мне отца, давшего свою фамилию и кров над головой. И безоговорочно поверившего сначала в ложь о потерянной памяти, а после — в правду, рассказанную сквозь горькие слезы.
Нужно отдать должное: Амадэус Крам, этот потрясающий человек, нисколько не удивился иномирному происхождению своей новой студентки. «Кто знает, Лис, — сказал он мне тогда, — возможно, и мы, жители Мабдата, изначально не принадлежали этому миру…»
Шел четвертый год моего обучения в Тальзарской академии. Несмотря на то что у меня были замечательные способности к магии, если верить господину Краму, я не собиралась забывать ни о Джалу, ни о своей клятве. Поступив на один из самых невостребованных факультетов — драконологию, я твердо вознамерилась найти все подводные камни событий минувших лет и докопаться до истины. Чего бы мне это ни стоило.
— Амадэус, — я обратилась к ректору по имени, что могла позволить, лишь оставшись с ним наедине, — мы-то с вами знаем, о какой тайне идет речь. Краеугольный камень магии — драконья кровь. Полагаю, именно она делает нынешнюю Инквизицию столь могущественной. Вот истинная причина войны Крыла и Посоха. А еще… — Я запнулась, чувствуя, как болезненно сжимается что-то внутри, а во рту становится сухо и горько. — А еще кровавой бойни драконов-заложников три года назад.
В воздухе повисла гнетущая тишина. Отчетливо слышались заливистый студенческий гогот и громкое топанье по коридору этажом выше. С утомительным занудством тикали настенные часы. Звонко жужжала залетевшая с улицы шальная муха.
С каждой секундой тишина становилась все тяжелее, густой кисельной массой давя на затылок и плечи, а тонкое жужжание над ухом — все назойливей.
Недостойно студента скрипеть зубами в кабинете ректора, но, видит Бог-Дракон, еще немного, и я решу, что верх магического искусства, к которому я стремлюсь, это умение создавать гигантскую мухобойку прямо из воздуха!
Магистр в очередной раз тяжело вздохнул, вытряхнул пепел из трубки в граненую вазочку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Ты очень способное дитя, Лис. — Его голос был тихим и размеренным, как тиканье часов. — Когда я впервые встретил тебя, то подумал, что сам Создатель пожелал одарить меня прекрасным учеником. Никогда прежде я не видел, чтобы столь юный и неопытный отрок был способен вызвать и удержать первозданный огонь без защитных перчаток…
Зардевшись, я опустила голову. Похвалы магистра Крама случались не чаще, чем снег над Ливийской пустыней, и оттого были еще приятнее.
— И я нисколько не жалею, что стал твоим ментором. Но иногда, Лис, вот как сейчас, ты очень меня огорчаешь.
В ответ я лишь виновато шмыгнула носом. Если задуматься, мое поведение все время доставляет ректору неприятности. Вспомнить хотя бы кражу кабинетного гремлина магистра Нойрика, организованную мной два года назад, а еще разгром анатомической аудитории и порчу драконьего скелета. Это обернулось страшной выволочкой для меня и двух «коллег» по эксперименту, зато теперь мне точно известно, что на кончике драконьего хвоста могут поместиться пять сонных гремлинов и три студента! Жаль, Джалу этого уже не узнает…
А магистр факультета бытовой магии Гойдо Шу до сих пор всякий раз нервно сглатывает при виде меня, наверняка вспоминая, как сутки простоял в виде ледяной статуи, после того как я случайно использовала на нем вычитанное в запрещенном разделе библиотеки заклинание. Ну как случайно…
— Я очень не хочу, чтобы ты растрачивала свой талант попусту. — Низкий голос ректора вернул меня к реальности. — Разве я препятствовал, когда ты отклонила мое весьма щедрое предложение поступить на факультет созидательной магии и выбрала совершенно бесполезную драконологию? Нет, потому что всегда уважительно относился к твоему мнению. Но сейчас, Лис, ты ступила на неверную тропу. Видит Создатель, меньше всего на свете я хочу, чтобы однажды за тобой пришел Инквизиторский надзор и арестовал за саботаж и распространение провокационных теорий!
Я закусила губу. Мне нечего было возразить этому мудрому и доброму человеку. Пусть даже его взгляды, как, впрочем, и любого гражданина империи, были затуманены лживой политикой Сената, но в одном Амадэус Крам точно прав: если я продолжу и дальше выдвигать откровенно провокационные идеи, простым исключением из академии для меня это не кончится. Нужно искать иные пути…
— Я даю вам еще один месяц, студентка Крам. Тема доклада — вольная. Вопросы, жалобы, предложения?
— Никаких, господин ректор, — вздохнула я. — Я свободна?
— Как ветер в горах, — усмехнулся магистр.
Я сгребла с письменного стола неаккуратно разбросанные листы синопсиса, спрятала в студенческую кожаную сумку и, сохраняя на лице выражение достоинства и сдержанной скорби, покинула ректорский кабинет.
* * *
В коридоре было свежо и одновременно тепло, сквозь широко распахнутые створки высоких витражных окон лился солнечный свет и нахально проскальзывал прохладный весенний ветерок.
Впереди громко хлопнула дверь — из аудитории вышли двое незнакомых студентов с нашивками факультета магической поэзии, толкаясь локтями и отвешивая друг другу несильные подзатыльники, скрылись за углом.
Поудобнее перехватив тяжелую сумку, набитую учебниками, я вздохнула. Наверняка эти счастливчики преспокойно сдали свои доклады и теперь с чистой совестью будут кутить в «Пьяном быке» или «Толстой цыпе» — излюбленных студенческих пабах.
И все-таки, при всей его правоте, три тысячи проклятий на макушку этого зловредного Амадэуса Крама! Каким, интересно, образом я должна уложиться с докладом в жалкие четыре недели, если над прежним корпела ровно три месяца и две бессонные ночи? Еще и тему новую выбирать, учитывая, что все хорошие уже давно разобрали, а про остальные можно разве только неприличности на заборах писать…
Методичное постукивание лбом об стену быстро привело в чувство. Нет уж! Ничто не испортит мне единственный за две недели вольный день! Собираюсь сегодня бузить в режиме «полной программы» — то есть с разбиванием пивных кружек в ближайшем пабе, незаконным распитием спиртных напитков прямо на улице, целым сонмом напуганных благообразных старушек и непременной дракой с каким-нибудь занудой с алхимического факультета.
Полная решимости осуществить свои наполеоновские планы, я направилась к центральным дверям академии. Консьерж — древний, скрюченный, как столетняя ива, но все еще крепкий старичок — мирно посапывал над книгой.
Стараясь его не разбудить, я вышла, тихо прикрыв за собой тяжелую дверь.
